Дмитрий Емец - Сердце двушки [litres]

– И как вам взрыв? – спросил Гай. – Впечатляет? Дионисий Тигранович, как называется защитный купол, который вы возвели?

– Он называется «домик»! – сказал Белдо застенчиво. – От детского «Мы в домике!». Прячешься под одеялом – и все беды мира тебе не страшны. Но я потратил много псиоса. Это очень дорогая магия.

Гай его уже не слушал и внимания на него не обращал. Он подошел к тому, что недавно было пещерой, и уставился на озерцо, быстро наполняющееся слизью. Изредка из пробоины выпадали медузы. Тяжело шлепались, ворочались.

– Не слишком быстро пока! – сказал Гай. – Видите ли, сейчас слизь наполняет Межмирье. Оттого и этот вой. Межмирье дряблое, и в него засасывает воздух из нашего мира… Но и в болоте уже где-то есть трещинка… Как хлещет, как хлещет! – Гай находился в превосходном настроении и искрил юмором. Правда, от юмора его попахивало палеными проводами. – А, кого я вижу! Ул, чудо былиин! А что же ты без ребенка? Как же я тебе теперь помогу?

Это было все, что Гай успел произнести. Ул, обычно спокойный, превратился в выпущенное из пушки каменное ядро. Сбил с ног Секача, плечом протаранил Исая и, зная, что кабан защитит Гая, метнул саперку в Дионисия Тиграновича. Саперка рассекла воздух, однако у самого носа Белдо, встретив неведомую преграду, вильнула и снесла Маленькому Французу арбалет вместе с несколькими пальцами его руки. И произошло этот вовремя, потому что арбалет Француза уже вскидывался для выстрела. Маленький Француз завыл, нянча изуродованную руку.

Увидев, что произошло, Ул на миг застыл, Дионисий Тигранович же охотно объяснил ему:

– Чук-чук! А я не только в «домике»! Я еще окольцевался! Любая атака на меня переводится на того, кто стоит ко мне ближе всех!

А бой уже кипел.

Родион и Делибаш кинулись один на другого в тот же миг, как Ул метнул саперку в Белдо. И было странно, что они отыскали друг друга в толпе, потому что всего секунду назад ни Делибаш не смотрел на Родиона, ни Родион на Делибаша. Родион мешал Делибашу вскинуть арбалет. Тот не менее тщательно страховал ту руку Родиона, в которой, он чувствовал, сейчас окажется нож. Родион попытался врезать Делибашу справа. Делибаш резко встретил его левой. Родион уклонился, но запоздало – скулу смазало тупой болью, и вдруг что-то потекло и защипало глаз.

«А, рассечение… Ерунда…» – подумал Родион. Все же его повело, и, чтобы не пропускать новых ударов, он повис на Делибаше. Тот, в свою очередь, вцепился в него, и началась борьба, практически на равных, потому что ни Делибаш не уступал Родиону, ни Родион Делибашу.

Исай с Секачом смогли опрокинуть Боброка, вышибив у него опасный костыль. И теперь Боброк беспомощно, как перевернутый жук, барахтался на полу, залипая в слизи. Рядом с ним корчились, выворачиваясь наизнанку, выброшенные из болота медузы. На Секача набросился Сухан. Не имея возможности в тесноте взмахнуть своим главным оружием – палицей, – он попытался ударить его локтем в голову. Локоть пронесся вхолостую. Секач встретил его несколькими смазанными ударами, и оба тоже покатились по земле.

Шарманщик, едва началась заваруха, поступил как опытный наемник, не уверенный в исходе боя. Застонал, рухнул на землю и притворился раненым. При этом хоть он и лежал весьма живописно, прижатые к груди колени были готовы к пинку, а правая рука лежала на припрятанной под левым плечом рукояти саперки Ула, которой он вовремя завладел. Так что в случае необходимости Шарманщик готов был ожить и дальше действовать по обстоятельствам.

Рузя поступил примерно так же, как опытный дезертир Шарманщик, только раненым не притворялся и оружия не запасал. В первые же секунды боя он подмял под себя Насту, накрыв ее своим телом. Он опасался, что Наста со свойственной ей горячностью полезет геройствовать и ее быстренько убьют. Наста барахталась под тушкой Рузи, шипела и проклинала его, однако Рузя брал весом. Ему даже особенно не требовалось держать Насту – он просто наваливался на нее, как огромный матрас. Насту переклинивало от гнева, что какой-то Рузя, которого она считала тюфяком, ее держит, а она ничего не может с этим поделать.

– А ну отпустил меня! Я тебя ненавижу! – шипела Наста, ухитряясь кулаком влепить Рузе сбоку по ребрам.

– А я тебя люблю! Когда-нибудь ты будешь моей женой! – отозвался Рузя, от боли этого удара набравшийся храбрости.

– А мне по фигу! Я тебя ненавижу!

– А я тебя люблю! – хрипел Рузя, пытаясь придержать ее руку.

– А я тебя – нет! – Наста ухитрилась боднуть его лбом. Удар шлемом пришелся в шлем.

– А я тебя – да! – сказал Рузя самозабвенно, слушая в ушах отдающийся гул.

Наста попыталась столкнуть Рузю коленями, но он был тяжелый. Она вовремя поняла это и стала колотить его ботинками по ногам. На глазах у горе-жениха выступили слезы.

– А я тебя люблю! Но, если ты немедленно не прекратишь, я тебе врежу! – предупредил он отчаянно.

Дракончик Гастрафет, коротко вспыхивая пламенем, метался над парочкой своих опекунов.

Сражение было в самом разгаре. Одинаковые скафандры мешали разобраться, кто где, и нередко свои колотили своих. Кто-то уже катился, кто-то лежал, кто-то кого-то бил.

Витяра бродил между дерущимися и дрожащим голосом произносил:

– Дростите, дожалуйста! Бозвольте дас ударить! – после чего, закрывая глаза, наносил по голове врага удар тракториста. Первым таким ударом была повержена Юля. Витяра с кем-то ее перепутал, не узнав в скафандре и шлеме.

Во всей пещере было три относительно спокойных островка. Первый островок назывался Дионисий Тигранович, который стоял как новогодняя елочка, растопырив ручки, и с умильным лицом шевелил пальчиками. Вторым островком был условно раненный Шарманщик. Третьим – Наста и Рузя.

Пробоина в стенке мира щедро поставляла слизь, взамен воруя воздух для дряблого Межмирья. Из пробоины то и дело шлепались новые медузы, и когда кто-то из дерущихся наступал на них, ему начинало мерещиться нечто настолько бредовое, что Кавалерия уже дважды жаловалась самой себе, что совсем рассорилась с логикой вещей.

Сашка удачно поймал боксерской двоечкой Исая, отправив того в нокдаун. А дальше… дальше успехи шныров завершились, и начался сплошной позор, потому что в дело вступил Гай. Это был единственный случай, когда Сашка видел Гая в бою. Гай не придерживался человеческой техники. Тело его гнулось как вовсе не имеющее суставов. Порой даже и телом его можно было назвать лишь потому, что какие-то контуры оно все же имело.

Первым делом Гай обвил и дернул на себя ногу Юли, которая попыталась достать Гая саперкой. Рывок этот перевернул Юлю через голову и отправил ее в озеро слизи. Затем, стелясь вдоль пола как перекатывающаяся волна, Гай оказался рядом с Улом и своей удлинившейся в щупальце рукой как скрученным полотенцем хлестнул его по груди. Ул отлетел, приложившись об стену спиной. Сполз на пол. В кармане у него лопнул пузырек с водой с двушки . Протекшая вода подмочила песчинки для шныровского боя, которые Ул так и не успел применить. Песчинки обрели нездешнюю тяжесть, и Ул был буквально завален грудой камней, которые сам же и притащил. Дальше Гай разобрался с Риной и Сашкой, которого обвил как-то снизу и сзади, проскочив у него под ногами. Сашка оказался к такому повороту совсем не готов. Единственное, что он еще как-то успел, это подстраховать Рину, которая иначе треснулась бы головой о стену.