Сергей Кусков - Записки раздолбая, или Мир для его сиятельства

А на щит их взять нельзя. Это мощные каменные укрепления, охраняемые многочисленным ополчением. На стенах они — боги, мне просто некого против них поставить в таком количестве для штурма. Тысячи три вооружённых горожан Аквилея спокойно выставит, да тысячи полторы Магдалена, да плюс наёмников соберут. Да и насчёт поля всё относительно — тысяча ополченцев, если их вооружить пиками, создаст такую плотность строя, что несколько сотен моей отборной конницы умоются кровью. Рисковать и выходить за стены они будут в крайнем случае, но теоретически же могут? Плюс сотня-две регулярной (конной) армии для вылазок, в каждом из бургов.

А потом, когда втянусь в войнушку с ними, прибудет королевская гвардия (элитные копейщики, кто не понял, с самым лучшим в стране вооружением) выяснять, кто это тут на королевского вассала бочку катит?

Хрен они мне дадут построить свой порт. Если только в лесу что-то не сдохнет, то есть чего-то совсем эдакого не случится.

Так что и мне, в принципе, не выгодно основание новых городов. Ты их построишь, прокачаешь им скилы, а они в благодарность создадут парламент, ополчение и королю в ножки брякнутся — в прямой коллективный вассалитет. Уж лучше замки и децентрализация чем такое, о людской «благодарности» знал в своём медвежьем мире даже Рома.

Оттого и городов у меня всего пять, и все они ущербные. И пока лично в них не побываю, апгрейдить не буду.

…И сейчас, если я заявлюсь в Аквилею всего с полутора десятками личных телохранов, и начну говорить о планах, искать инвесторов, из города точно не выберусь! Какие нафиг инвесторы — у них тут бизнес, связи; у них семьи и любовницы. Зачем подставлять собственный славный бург? Кто в здравом уме будучи сильным и богатым хочет стать слабым и бедным?

К моменту сего открытия я уже сбился со счёта, сколько проехали деревень, ибо все, ну, почти, были под копирку. Какие-то побогаче, какие-то победнее. Какие-то на торговом тракте, какие-то в глуши. Одни тыном обнесены, одни валом и рвом. Но везде были одни и те же проблемы. А ещё я уловил то, что не почувствовал в начале похода — везде в людях жила какая-то обречённость. Постоянно довлеющий дамоклов меч угрозы с юга (орки), угрозы с запада (соседи), севера (разбойники и разный шатающийся сброд), которому они не могли сопротивляться просто в принципе. Им даже оружие не разрешалось в руки брать. А степнякам всё равно, крестьянин ты или воин, для них ты — просто мясо. Жрут они всех одинаково. Да и для своих, человеков, они — говорящие вещи; даже если не убьют, то ограбят, а баб изнасилуют.

Моё графство — мощный колосс. Но это колосс на глиняных ногах, да ещё в глубокой финансовой пропасти. И надо сделать хоть что-нибудь для его укрепления.

В итоге от лицезрения всего этого я так устал, что решил форсировать события. Всё равно уже понял, каким будет первый указ по возвращении. По большому счёту я последнюю неделю продолжал поход только потому, что лелеял скупую надежду наткнуться на второго такого же Олафа. Признаюсь, услышав, что он Дубовый Щит хотел наречь его про себя Торином, но передумал, и теперь он у меня идёт под кодовым названием: «агент Мартин Лютер». Даст бог, что-то удумает, найдёт способ решить задачу. Надо доверять смекалке аборигенов — я больше знаю, но они больше понимают и чувствуют интуитивно.

— Дядька Вольдемар, — произнёс я, приняв решение, умываясь с утра, после побудки, ледяной колодезной водой из ведра прямо на крыльце дома старосты — мне по статусу положено только тут останавливаться, бойцов селю в домах попроще. Ночь я провёл с милой селянкой, внучкой старосты, лет шестнадцати. Рома возмущался, но память Ричи намекнула, что шестнадцать это уже пипец нормальная и половозрелая, и, в общем, так оно и было — девочка была опытной. Тут в тринадцать замуж выдают, она в девках засиделась. Прыгнула в постель сама, добровольно, и конкуренток победила в забеге потому, что дед административный ресурс имеет. Короче, настроение было отличное — как раз для свершения революций. — Дядька Вольдемар, разговор есть.

Вольдемар не как я, не плескался в ведре, а, оголив торс, вылил на себя ведро целиком. Вообще-то ещё холодно, тут месяцы долгие, сейчас днём было навскидку градусов до пятнадцати-двадцати, аночью не больше пяти, но люди тут сильные, суровые, и о закаливании представление имеют прекрасное.

— Отойдём, — согласился воин. — Сейчас, переоденусь, — кивнул на мокрые портки. Здравый смысл люди тут имеют тоже.

Вышли за околицу дома старосты. Я потянулся, ловя лицом тёплые лучики солнца. Надоело всё, хотелось домой, в замок. К Астрид и Анабель. Во влажных фантазиях я представлял их вместе. Обнажённых, творящих со мной чудеса…

…Да-да, я скотина, что сплю с сестрёнкой. Но от Ромы во мне больше, чем от Ричи — видимо ведьма графинчика всё же грохнула. От Ричи досталась память — я помню всё, что помнил он. Но переживаю за тех, кого он помнит, Ромиными переживаниями. Если бы смотрел на мир глазами сто семнадцатого графа Пуэбло, я… Блин, я бы возненавидел себя! Я ПОНИМАЛ, как тут всё устроено, но ОЦЕНИВАЛ с позиции именно Ромы. Это вообще всего касается, всех менталитетных заморочек. А Рому хоть и выворачивало от мысли о близости с сестрой, вот только сестра его — черноволосая красавица Викусик, оставшаяся далеко, хрен знает где вообще, по которой (как и по родителям) он адски скучал. Так что нет, представляя Рыжика без одежды, я вообще никакого негатива не испытывал. Рыжик — моя женщина, и точка. Хотя с оговорками — я был готов её отпустить, если будет надо (всё же память Ричи хоть на что-то годится!) Ни к мужу, ни к одному из баронов, гостивших у меня, с которым она переспала, не ревновал, и если вдруг семейная жизнь её наладится — буду только рад.

А вот Мишель-Анабель мне не родственница. Ни разу. С нею я скучать не буду.

«Угу, трахая бабушку», — поддел я сам себя.

«Ну, Галкин с тобой не согласится — в бабушках тоже что-то есть, — парировал сам себе я. — А если опытная бабуля, да с телом молоденькой травницы…»

А вот Анабель никому не отдам. При мысли о том, что ею может обладать кто-то ещё, выходил из себя, пуляясь факелами в открытое небо.

— О травнице своей думаешь? — в усы улыбнулся Вольдемар. — Смотри, степь не подожги. Сейчас рано, трава только всходит, но до лета будь добр в койку её уложи. Ради безопасности графства.

Сука! Нельзя так о наставниках, но всё равно зло берёт от его проницательности. Ладно, он дядька, воспитатель, зам отца по боевой и политической подготовке, ему можно.

— Вольдемар, планы меняются, — перевёл я тему с баб на важное. — Круто меняются. Заканчиваем экскурсию, хватит ерундой заниматься.

— Что так? — покрутил наставник ус.

— Я понял, что я — баран, — честно признался я.