Сергей Извольский - Врата Тартара [СИ litres]

– Вот это не очень поняла, – перебила меня княжна.

– В Ораниенбауме были…

– Нет, я про лишение ресурса городов и деревень.

– Не только город для деревни, но и деревня для города есть рынок сбыта, а подавляющее большинство населения села оказалось неплатежеспособным из-за недостаточного развития сельского хозяйства по стране.

– Хм… хорошо, допустим.

– Очевидно, что юный Петр в борьбе за власть изначально был компромиссной фигурой. Мальчишка, играющий в кораблики и потешные полки. Но что-то пошло не так, и он сумел полностью забрать власть себе, отстранив от трона не только боярские кланы, но и Церковь. И молчаливо враждебная Москва, что очевидно, как столица его категорически не устраивала. Но вместо того, чтобы тащить двор на хмурый север, мог бы переместить столицу в более подходящее место. Тот же Новгород – хоть Великий, хоть Нижний, тут и климат, и торговля, и логистика… Причем строился Петербург в такой бездумной спешке, что потом сотни лет страдал от наводнений – те же шведы Ниеншанц возводили чуть дальше по Неве, куда вода не поднималась. Петр же сделал центром города Петропавловскую крепость. Ну не будет же этот дождь здесь триста лет лить! – не удержался я, озвучивая знаменитую в узких кругах присказку.

– Как следствие переноса столицы, все развитие страны шло с перекосом на европейское окно, а обделенные окраины всегда опаздывали. К двадцатому веку разрыв стал настолько велик, что Россию в самом начале двадцатого века спасло лишь настоящее чудо – появление магии. Не появись в мире одаренные, события 1905 года могли бы показаться детской прогулкой. Российская государственность могла бы оказаться под угрозой гораздо раньше, чем в Смуту двадцать шестого года, которую центральная власть встретила намного более подготовленной.

Последовавшие после федерализации и дальнейшего объединения события подтверждают правоту приведенных мною аргументов: это и перенос столицы Российской Конфедерации в Москву, переезд Государственной Думы в Екатеринбург, развитие Сибири, которая до этого была лишь сырьевым придатком и местом ссылки, открытие Северного морского пути, превентивное развитие туристических кластеров на Русском Севере и Дальнем Востоке еще до того, как туризм стал одним из основных источников государственных доходов, а само понятие выездного туризма находилось в зачаточном состоянии…

Немного выдохшись с импровизацией, я сделал паузу, не очень комфортно чувствуя себя под странным взглядом княжны.

– Я что-то не то сказал? – решил пока немного остановиться.

– У меня есть один вопрос.

– Только один?

– Пока да. Ты сказал: «…Мы не смогли сохранять нейтралитет в первой мировой войне»…

– И?

– В первой.

– Я сказал в Первой мировой? – почувствовал я легкую дрожь по позвоночнику.

– Да, ты сказал «в первой мировой».

– Н-ну… не знаю. Она же не вторая? – делано легкомысленно пожал я плечами, внутренне стараясь сохранять спокойное равнодушие.

– Ну да, не вторая, – согласно кивнула Анастасия.

– Так предметно подскажешь? Чтобы меня за крамолу за порог не выгнали.

– Подскажу. Давай тезисно, сначала, – еще раз кивнула все еще задумчивая княжна.

– Как так «сначала»?

– Так. У меня не такая хорошая память, как у тебя, – вновь странно посмотрела на меня Анастасия. Явно что-то чувствует, как я ни старательно сохранял спокойствие.

«Штирлиц никогда не был так близок к провалу», – подсказал мне внутренний голос не очень вовремя.

Оставшиеся в поездке часы провели в предметной беседе, обсуждая и где-то скругляя углы – много лишнего я не наговорил, но резкость и громкость тезисов, по мнению Анастасии, стоило бы кое-где поубавить. А где-то, наоборот, прибавить. Все же хорошо защищать противоположное мнение, что-то в этом определенно есть. Говори все что угодно, озвучивай любые аргументы, причем без ущерба авторитету – отстаиваемая позиция-то изначально не собственная.

Прибывал поезд на Царскосельский вокзал, который в моем мире назывался Витебский. В здании, несмотря на несколько прибывших почти одновременно составов, было немноголюдно и отсутствовала привычная мне суета. Вновь, как и в Царицыне – когда оказался в России впервые, осматривался вокруг с нескрываемым интересом. Который подогревался тем, что вокруг была до боли знакомая обстановка. В Царицыне – Сталинграде и Волгограде – в прошлой жизни я ни разу не был, а с Витебского вокзала на учебу катался когда-то каждый будний день. Обстановка насквозь знакомая, но в то же время чужая. Инородность чувствовалась, и я вертел головой, откровенно осматриваясь, не обращая внимания на укоризненные взгляды Анастасии.

О багаже беспокоиться не было необходимости. Его должны были доставить в гостиницу. О спутниках тоже – было несколько незаметных сопровождающих из обслуги, но они были именно что незаметные, занимаясь обеспечением комфорта в пути. Охраны из службы безопасности рода у нас в поездке, кстати, не было. Я еще в Елисаветграде намекнул на телохранителей, но княжна довольно быстро ввела меня в положение дел. Ехали мы поездом Императорских железных дорог (государственной монополии на железнодорожные перевозки здесь не было, на рынке присутствовали и другие перевозчики). И прибывали в Петербург – столицу Российской Империи. Поэтому отсутствовала необходимость беспокоиться о безопасности. Попытаться предпринять против нас какие-либо действия сейчас – это значит прямо бросить вызов авторитету Императора, что отнюдь не умная идея. И, предполагаю, участь незадачливого коррупционера, умелого продавца банана, в этом случае окажется еще очень хорошим вариантом. Так что ехать в столицу и показательно взять с собой охрану – не гарантированно, но могло вызвать ненужные вопросы. Ира же не поехала по понятной причине – если кто внимательно следит за мной, уже знает, что индианка только меня постоянно и сопровождает. Я же сейчас в маске Валеры, которая так хорошо села, что периодически о ней забываю.

Когда вышли из вокзала, сходство с привычным Петербургом потерялось напрочь. Во-первых, тепло и небо чистое. Во-вторых, передо мной раскинулась привокзальная площадь – в моем мире, выходя из вокзала, сразу упираешься в парковку, за которой снуют машины по шестиполосному Загородному проспекту. Здесь же ничего подобного и в помине не было.

В сквере за площадью расположился памятник героям войны – именно с этого вокзала уходили поезда на фронта мировой, здесь единственной. В «моем» Питере памятник воинам Первой мировой тоже стоял, только в уголке и куда как более скромный.

Правее от привокзальной площади доминантой возвышался незнакомый большой храм с блестящими золотом куполами. По ощущению ненамного уступающий размерами московскому храму Христа Спасителя. Сравнение пришло, потому что похоже по стилю – огромный большой купол и четыре маковки по периметру здания с белыми стенами.