Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт [litres]

Коррунц! Мерзкая, убийственная и столь трагически неприступная башня! Сама Пожирательница Сыновей уничтожена и низвергнута!

Часть его души, принадлежащая Сесватхе, вопила от радости и ужаса, поскольку казалось попросту невозможным, что он наблюдет сейчас за низвержением чего-то столь необоримого и ненавистного. Ибо именно он, Сесватха, некогда убедил Кельмомаса пойти войной на Нечестивый Консульт, для того лишь, чтобы многие тысячи благородных жизней разбились об эти беспощадные стены. Именно он, возглавляя Сохонк, отважился противостоять Граду Хор, послав на верную гибель столь многих своих возлюбленных братьев. Именно на нём, Сесватхе, Владыке-Книжнике, лежала наибольшая доля вины . И видеть сейчас нечто подобное… свидетельствовать…

Должно быть, это просто какой-то мучительный сон!

Старый волшебник охнул и пошатнулся. Нахлынувшие чувства подломили его ноги, заставив Акхеймиона упасть на колени.

Это происходило …

И Келлхус! Он… он…

Моргая, старый волшебник неотрывно вглядывался в то, как раскололась надвое, а затем превратилась в груду руин Дорматуз. Спустя некоторое время по всей равнине прогрохотал раскатистый гром.

Келлхус говорил правду.

Друз Акхеймион хохотал и лил слёзы, вопя с дикой и даже безумной радостью. Он вскочил на ноги и, завывая, сплясал какой-то нелепый танец. Он отвёл взгляд, а потом посмотрел вновь туда… и взглянул ещё раз, словно ополоумевший пропойца, пытающийся увериться в реальности своих видений. Но всякий раз, когда он осмеливался посмотреть в сторону идущей битвы, он убеждался в том, что бастионы Голготтерата пали… Там! Там! Поблёскивающие сталью ряды бросались вперёд через поле Угорриор. Люди – десятки тысяч людей! – врывались внутрь через бреши в чудовищных стенах. Адепты – сотни адептов! – обрушивали пылающий дождь на внутренние пространства цитадели, наступая прямо на глотку Мин-Уройкасу. Он неверяще хлопнул себя по лбу и, вцепившись дрожащими пальцами в волосы и бороду, пустился в пляс, хрипя и ликуя, словно старый обезумевший нищий, случайно нашедший бриллиант.

Отрезвление явилось к нему вместе с хриплыми звуками Мимариных стенаний, донёсшимися до его слуха из утробы оставшегося у него за спиной Умбиликуса. Душе его пришлось выдержать короткую, но яростную борьбу, прежде чем он сумел вернуться к привычному для себя благопристойному и страдальческому образу. Не вполне осознавая, что делает, он послюнявил палец и глубоко засунул его в мешочек, который ранее украдкой вытащил из Мимариных вещей. Кирри… его каннибальский порок. И старый, старый друг.

Он жадно слизал с пальца наркотический пепел, проглатывая больше кирри, чем когда-либо ранее осмеливался употребить под оценивающим взглядом Мимары.

Он закрыл глаза, чтобы унять своё яростно бьющееся сердце и успокоить неровное дыхание. Смакуя земляную горечь, глазами своей души он вдруг заметил Клирика – Нильгиккаса, взирающего на него, к его глубочайшему замешательству, хмуро и беспощадно.

Столь многое уже случилось. И столь многое ещё произойдёт…

Старый упрямый дуралей… Задумайся.

Мимара снова вскрикнула, голос её сорвался на еле слышное страдальческое сипение. Чаша Окклюзии дребезжала от рёва и грохота разрушительного колдовства. Клубы дыма заволокли громадные основания Рогов. Чародейские устроения искрились и сверкали. Акхеймион не двигался с места, увлечённый открывшимся ему зрелищем, пленённый тем, что представлялось бесчисленными воззваниями к его надеждам и упованиями на его внимание.

И внезапно он понял упрямое сопротивление Эсменет, осознал, почему она так упорно пыталась помешать ему оказаться здесь – на этом самом месте . Она всегда была мудрее, всегда обладала душою более проницательной. Она всегда прозревала его способами, которые он способен был постичь лишь впоследствии. Он прожил всю свою жизнь в кошмарной тени этого мига…

Сейчас…

Она знала, что он останется стоять, где стоит.

И что Мир призовёт его к себе.

Ранняя осень, 20 Год Новой Империи (4132, Год Бивня), Голготтерат

Сыны Шира мчались вперёд. Плотная масса войск по мере своего приближения к руинам Коррунц всё больше растягивалась, становясь похожей на наконечник копья. Тройки адептов Завета уже продвинулись вперёд, бичуя Напевами нижние террасы Забытья, в то время как Багряные Шпили разделились, чтобы позаботиться об оставшихся неповреждёнными стенах по обоим флангам. Летевшие в наступающих воинов Ордалии стрелы и прочие снаряды были немногочисленными и не оказывали сколь-нибудь существенного воздействия. Уршранки либо, панически визжа, удирали, либо сгорали. Багряные Шпили, зависнув над проломом, заливали скалящиеся соггомантовыми зубцами стены потоками сияющего золотого пламени, испускаемого дюжинами Драконьих Голов. Сыны Шира, ведомые конрийскими рыцарями, которым Аспект-Император предоставил возможность искупить позор своего короля, рыча, взбирались по громоздящейся ниже осыпи, оставшейся на месте Коррунц. Маршал Аттремпа, палатин Крийатес Эмфаррас первым поднялся на руины башни и первым спрыгнул вниз, став, таким образом, первым человеком, ступившим внутрь Голготтерата. Яростно крича под своими серебряными боевыми масками, он и его родичи вырезали попадавшихся им на пути уршранков. Отблески гностического колдовства переливались на их шлемах, щитах и хауберках словно масло. Сыны Шира беспрепятственно вливались внутрь Голготтерата. Ковчег нависал над ними, будто вторая, непроницаемая поверхность, являвшая в своих отражениях всё до мельчайших деталей. Вдоль внутреннего основания стен пролегал широкий пустырь, усыпанный грудами обломков и разнообразного мусора, а также застроенный скопищем грязных лачуг – перенаселённых бараков, которые адепты немедленно поджигали. Мужи Ордалии стали называть этот пустырь Трактом. От подожжённых построек, обескураживающе смердя, поднимались клубы ядовитого чёрного дыма. У конрийцев, столпившихся на этой забитой развалинами узости и окружённых огненным адом, не было иного выхода, кроме как карабкаться на стену, выстроенную вдоль противоположного края Тракта – Первый Подступ, самую нижнюю из укреплённых террас Забытья. Достав цепи и крючья, воины Юга взбирались наверх, обнаруживая там множество скорченных тел, пылающих словно свечи. Закрывая небо кружащимися шлейфами своих одеяний, адепты Завета и Багряные Шпили крушили расположенные выше террасы вспышками всеразрушающего пламени.