Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт [litres]

– Что?

– Какая заносчивость… скажешь ты… Какое безоглядное и незамысловатое высокомерие… строить догадки о том… чего ты заслуживаешь…

Акхеймион вздохнул, наконец смирившись с тем, что Пройасу необходимо исповедаться.

– Дети частенько почитают меня мудрецом. Дети и всякие идиоты.

– Но… не я… Я почитал тебя… дураком…

Акхеймион ничего ему не ответил – Эсменет сочла это свидетельством какой-то старой и даже им самим не до конца осознанной обиды. Такова сущность бремени, что мы налагаем друг на друга. Таковы хитросплетения жизни, оставленные нами, словно бурьян на невозделанных полях…

– Сможешь ли ты… – натужно дыша, спросил Пройас дрожащим голосом. – Сможешь ли ты… простить меня… Акка?

Старый волшебник прочистил горло…

– Только если ты пообещаешь держаться, мой мальчик. Только если ты будешь жи…

Но Пройас вдруг отбросил прочь заботливые руки Акхеймиона собственной гротескно отёкшей и побагровевшей рукой. Он, неотрывно взирая на происходящее внизу буйное действо, выгнулся вперёд – лишь для того, чтобы самому застыть в пароксизме мучительной боли.

Эсменет перевела дыхание – достаточно громко, чтобы Акхеймион тут же бросил в её сторону короткий взгляд.

Их глаза на миг встретились – два опустошённых лица.

– Взгляни! – задыхаясь, простонал Пройас, взмахом руки указывая в сторону Голготтерата. – Что-то… про-происходит…

Она увидела, как старый волшебник повернулся к отсутствующей стене – и тут же побледнел.

Не считая засевших в Акеокинои скюльвендов, первыми это заметили адепты Мисунсай и Имперского Сайка, перестраивавшие свои ряды над Угорриором… хотя поначалу многие и не поверили своим глазам. На западе Окклюзия изгибалась идеальной дугой, достигая стелющейся поверху бесцветной туманной дымки и ограждая от взора всё, что простиралось за нею вплоть до самого Крушения-Тверди – упирающихся в лазурное небо заснеженных вершин Джималети. Не кто иной, как Обве Гёсвуран, великий магистр Мисунсай, чей взгляд был привлечён клубящимся столбом то ли дыма, то ли пыли, первым заметил их…

Шранков, стекающих вниз по склону вдоль рытвины на западной дуге Окклюзии. Ещё большее их число через некоторое время показалось всего лишь лигой южнее. И ещё большее между этими двумя точками.

А затем очередное скопище тварей, изливаясь на равнину целыми тысячами, явилось с севера.

Адепты разразились воплями тревоги и ужаса. Темус Энхору отправил тройки колдунов Имперского Сайка с сообщениями Серве, Кайютасу и Саккарису. Но представлялось весьма вероятным, что те уже обо всём знали, услышав происходящее, невзирая на адский грохот идущего внизу сражения…

Постоянно усиливающийся титанический ропот, раскалывающее небеса завывающее безумие собравшихся воедино невероятных множеств.

Всепоглощающий рёв Орды.

А затем, внезапно, словно вода, проломившая борт, полчища шранков хлынули вниз, затопив все расселины и склоны противоположного края Окклюзии потоком копошащихся белых личинок. Скопища бледных фигур заполнили всё, кроме самых отвесных вершин, во многих местах целыми пластами – сотнями и тысячами – срываясь со скал и обрывистых склонов, огромной волной устремляясь к собственной смерти. Мёртвые и искалеченные существа скатывались кувырком по изрезанным рытвинами косогорам, накапливаясь в канавах и ямах, заполняя собою овраги, покрывая склоны грудами тел до тех пор, пока очередные сорвавшиеся с обрывов твари не начинали невредимыми подниматься после падения, возвращаясь к спешному бегу, – до тех пор, пока Окклюзия не стала не чем иным, как кучкой изолированных вершин, окружённых бурлящим водопадом, который, растянувшись на целые лиги, изливался вниз и растекался вовне грязным потоком, состоящим из бесчисленных тысяч.

Адепты взирали на происходящее с ужасом и неверием. Некоторые из них, чьи глаза были помоложе, сумели разглядеть на Шигогли одинокую фигуру, словно бы ожидающую набегающего потока. Они поражённо наблюдали за тем, как кишащие массы устремились к ней, вздымая столбы клубящейся пыли… И лишь когда земля под парящей фигурой начала изрыгать гейзеры пепельно-серого песка, расшвыривающие во все стороны залитые лиловой кровью белесые туши, они узнали в ней своего Святого Аспект-Императора…

В одиночестве противоставшего надвигающейся шранчьей Орде.

Ангел Мерзости.

Его триумфальный визг сбивает со стен налёт пыли и пласты отслаивающейся извести. Кахалиоль, Жнец Героев, вертит вещь в пылающих когтях. Болтающиеся конечности, голова, висящая словно на вытянутом чулке. Мягкая кожа – пузырящаяся ожогами, расцарапанная или просто ободранная. Мочевой пузырь, окружённый студенистыми внутренностями и переполненный, словно неотжатая тряпка, каким-то невероятным количеством крови.

Но где она? Где же душа?

Брось это , – приказывает Слепой Поработитель.

Я оставлю это себе на память .

Оно проводит когтем по фарфоровой глади черепа, снимая с него кожу, как с подгнившего фрукта, выискивая…

Выполни свою задачу.

Архисифранг рычит, клацает когтями и топает лапами в припадке яростного, но бессильного неповиновения. Как? Как он может причинять ему боль? Мир подобный хлебу. Подобный крему или сладкой лепёшке. Мир, полный сделанных из мяса кукол!

И тем не менее щетинящийся колющими иглами, битком набитый кромсающими зубами.

Какими удовольствиями я мог бы одарить тебя, смертный… какими изысканными наслаждениями .

Я принимаю дары прямо здесь.

Обольститель Воров, возложив мёртвое тело на своё чешуйчатое плечо, вступает в пустую и безучастную тьму. Его пылающая шкура создаёт рядом с ним наполненную зловещим сиянием сферу, которая при каждом его бычьем выдохе чуть вырастает в размерах. Но вокруг не видно ничего, кроме вымощенной грубыми булыжниками поверхности пола – столь огромно помещение. Лишь когда горящий след его крови удлиняется, становится виден край громадного зала – и их цель: циклопические глыбы каменной кладки, массивные квадратные колонны… и исполинская золотая стена…

Ангел Мерзости.

Кахалиоль останавливается между двумя колоннами, тщательно вглядываясь во мрак своими инфернальными глазами. Кровь, вытекающая из его трофея, вскипая, шипит на полу.

Да … – бормочет Слепой Поработитель.

Они глубоко во чреве Высокой Суоль, где массивные стены Голготтерата смыкаются с непроницаемой шкурой инхоройского Ковчега. Огромная изгибающаяся поверхность Высокого Рога вздымается перед демоном, расплёскиваясь багровыми отсветами и вскипая мерцающим золотом. Обширная расщелина примерно тридцати шагов шириной и чересчур глубокая, чтобы её можно было промерить взглядом, отделяет Ковчег от каменного пола Суоль. Пропасть под их ногами представляется столь же бездонной, сколь высоко воспаряет вверх инхоройское золото. Оболочку, однако, едва ли можно назвать неповреждённой. Через бездну переброшен чернокаменный мост, покоящийся на золотых балках и соединяющий Суоль с огромной прорехой в шкуре Ковчега, защищённой бастионами столь же могучими, как и любые другие в Голготтерате – словно каменной кладкой пытались заложить дыру в корпусе корабля.