Минди Арнетт - Оникс и слоновая кость [litres]

– Кейт Брайтон, дочь изменника Хейла Брайтона, спасла мне жизнь, когда по пути из Фархольда в Андреас на наш караван напала стая дневных драконов.

Он умолк, оглядывая лица людей. На него смотрели десятки глаз. Дамы с парасолями в элегантных расшитых платьях; гладковыбритые кавалеры с украшенными драгоценными камнями кинжалами за поясами; слуги в форменной одежде и гвардейцы в мундирах – Корвин говорил со всеми сразу.

– Мой долг перед госпожой Брайтон настолько огромен, что с лихвой искупает все ее прошлые прегрешения, – продолжил он, добавив про себя: «Которые ее вообще-то даже не касаются» . – Да будет известно жителям Норгарда, что отныне Кейт Брайтон не враг короне.

Корвин умолк, ожидая реакции людей. Те только холодно смотрели на него в ответ. Тут вперед выступил Эдвин:

– Рад приветствовать вас от имени Норгарда, госпожа Брайтон.

Он взял за руку оцепеневшую Кейт и поцеловал кончики ее пальцев. Корвин скрипнул зубами, припомнив тот поцелуй в розарии.

– Благодарю вас за то, что вернули мне брата целым и невредимым. – Эдвин тепло улыбнулся Кейт. – Добро пожаловать. Норгард никогда не забудет вашего подвига.

Теперь толпа зааплодировала. Без особенного усердия, но и это уже было хоть что-то. За все годы, что Эдвин фактически носил корону отца, он научился добиваться от придворных того, чего хотел.

Когда все успокоилось, Корвин добавил:

– Кроме того, именно госпожа Брайтон продемонстрировала мне новое оружие. Она убила им трех драконов в одно мгновение! – Принц вытащил из кобуры скорострел и поднял над головой. – Это оружие я и привез в Норгард. Это не просто пистоль, это – скорострел, величайшее изобретение мейстера Тома Боннера из Фархольда, созданное с помощью госпожи Сигни Леф с Ишских островов. Они оба согласились прибыть в Норгард, чтобы изготовить скорострелы и для нас. Мейстер Боннер воплотил в жизнь мечту всех наших оружейников. Он придумал пистоль, позволяющий сделать несколько выстрелов подряд без перезарядки. Отойдите все назад, – приказал Корвин, прицеливаясь в труп дневного дракона.

Эдвин и советники послушно попятились. Некоторые даже заткнули уши. Корвин нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. В толпе вскрикнули. Принц одну за другой выпустил все шесть пуль. Туша дракона сотрясалась, во все стороны летели ошметки мяса и чешуя.

Люди разразились восторженными воплями. Теперь все восторженно выкрикивали имя Корвина, уничижительная кличка была позабыта. Даже брат присоединился к общему ликованию, небрежно похлопав в ладоши и скривив физиономию. Корвин проглотил обиду. Дурак он был, что надеялся на одобрение Эдвина.

Принц спрыгнул с парапета.

– Добро пожаловать в Норгард, госпожа Леф, – обратился Эдвин к островитянке. – Могу я поинтересоваться, каков ваш вклад в это дивное изобретение?

– Да снизойдет на вас благословение Аслара, Ваше Высочество. – Сигни коротко поклонилась. – Для меня большая честь посетить Зеркальный замок. Что до вашего вопроса, то я знаю секрет изготовления особого черного пороха. Это мое собственное изобретение, без которого не было бы никакого скорострела.

– Понятно. – Эдвин лучился дружелюбием. – Удивительные, я бы даже сказал, поразительные новости. Рад приветствовать и вас, мейстер Боннер.

К ним подошел великий магистр Сторр и с улыбкой представился Тому и Сигни. По привилегии, отпущенной его сану, маски магик не носил. Единственными признаками высокого положения были булава с чар-камнями и черная мантия, украшенная разноцветной лентой с символами всех орденов Гильдии. Самой широкой полосой была белая – цвет ордена, из которого вышел великий магистр. Сторр был довольно красив. Густые каштановые волосы, чуть тронутые серебром, волнами спадали на плечи. Магик умел так повести разговор, что, несмотря на свое положение, собеседники чувствовали себя едва ли не самыми важными людьми на свете.

Склонившись сначала к руке Сигни, потом – Кейт, Сторр произнес:

– Добро пожаловать в Норгард. Я хотел бы поближе взглянуть на сей замечательный скорострел.

Корвин протянул магику оружие. Лицо Боннера окаменело. Приблизились и прочие советники, пытаясь рассмотреть скорострел. Они тут же засыпали Тома вопросами.

Корвин шагнул в сторону, не желая мешать кузнецу, который, казалось, наслаждался вниманием. Сигни же принялись расспрашивать о порохе. Кто-то из советников предположил, что если бы не ее порох, скорострел бы взорвался в руках стрелка. Сигни сияла от удовольствия.

– Так вы принадлежите Фюренскому сестринству? – спросил Рендборн.

Корвин поспешно отвернулся, чтобы не рассмеяться, когда Сигни начнет травить очередную байку. Заприметив Кейт, стоявшую позади, принц двинулся к ней, но его перехватил Эдвин:

– Мои поздравления, брат. Этот тур за тобой.

– Тур? – удивился Корвин. – Что ты имеешь в виду?

– Разве тебе еще не сказали? – Губы Эдвина искривились в холодной усмешке.

– О чем? – Корвин упер руки в бока, начиная раздражаться от покровительственного тона.

На брата, впрочем, жест Корвина впечатления не произвел. Эдвин вел себя так с самого детства.

– Жаль только, что мама не дожила. – Улыбка сползла с лица Эдвина.

Корвин вздрогнул, как от удара плетью. Когда Эдвин упоминал их мать, то, каким бы обыденным ни был разговор, в его словах всегда звучал затаенный упрек. Брат винил в ее смерти Корвина.

– До чего она не дожила? – процедил он сквозь стиснутые зубы.

– До урора, братец. Нам наконец-то был явлен знак.

Земля ушла у Корвина из-под ног. Он пошатнулся. Теперь понятно, с чего так оживилась толпа при его появлении. Горожане приветствовали не просто норгардского принца, а возможного наследника престола и будущего короля.

Только урор мог указать, кому из братьев править. И вот урор наконец объявлен.

ВПЕРЕДИ ЖДАЛО МНОЖЕСТВО ДЕЛ. Нужно было принять десятки важных решений, переговорить с десятками важных людей, однако в голове у Корвина билась одна-единственная мысль: «Урор».

Он уже почти смирился с тем, что знака не будет. С того дня, как ему исполнилось шестнадцать, он каждое утро просыпался с надеждой, что вот сегодня явится знак. Им с Эдвином с пеленок внушали, что достойнейшего наследника престола выберет только урор.

Но день шел за днем, а знака так и не было. Миновал год, за ним другой. Каждый вечер Корвин отправлялся спать, остро ощущая собственную ничтожность. На третий год бесплодного ожидания он решил, что надо смириться. Отчасти именно поэтому принц покинул Иней. Какой смысл был оставаться, если на родине его преследовали одни неудачи?

«Я – никудышный сын».

Когда на рынке взбесился дикий и начал жечь все подряд, мать приказала Корвину взобраться на крышу мастерской белошвейки. Он принялся спорить, хотел помочь матери, а не убегать. Однако королева настояла на своем. Корвин подчинился, влез на злополучную крышу и протянул руку ей, но было уже поздно. Ему оставалось лишь беспомощно наблюдать за обезумевшей толпой, топчущей мать.