Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками

Просыпались по очереди девочки, брели, сонные, в туалет, Антон Павлович хлопотал над ними, показывал дорогу, включал и выключал свет, воду, подавал полотенце. Ярослав прислушивался, просил у Сашки прощения и выходил к отцу. Шепотом с ним переговаривался, относил в комнату то воду в стакане, то яблоко, то бумажные салфетки, то старого плюшевого зайца.

Сашке не мешали паузы в разговоре, наоборот, — она наблюдала с сочувствием. Старик наверняка почувствовал этой ночью, что время дискретно: пройдут еще два дня, и внучки исчезнут из его жизни, возможно, навсегда. Но эти два дня и две ночи — неотчуждаемы и не отменимы.

Ярославу было и труднее, и легче. Он когда-то держал этих девочек на руках и тоже думал о будущем, которое было затем подменено катастрофой. Но Ярослав, в отличие от старика, собирался жить долго, и где-то на линии своей жизни (а он, конечно же, видел время линейно) твердо надеялся вернуть и восстановить свое отцовство.

Потом девочки заснули крепко, и рядом с ними тихонько захрапел Антон Павлович. Тогда Ярослав взял Сашку на руки, как в новогоднюю ночь, и отнес к себе в комнату.

«Остался год, — думала Сашка, слушая его дыхание рядом с собой, обнимая за голые гладкие плечи, поглаживая во сне, когда он начинал дышать чаще и вздрагивать, будто от холода. — Время — понятие грамматическое, но у меня остался год и еще две недели».

Ярослав беззвучно заговорил во сне, быстро и напряженно. Сашка плотнее его обняла, он успокоился, обнял ее в ответ, не просыпаясь. Сашка провела ладонью по его спине, по бедрам, желая запомнить каждый сантиметр теплой кожи, каждую родинку и каждый волосок. Ярослав приоткрыл глаза; Сашка совсем близко увидела его радужку, похожую на прохождение луны по диску зеленого солнца. Или на дно глубокого пруда, чуть затуманенного спросонья.

— Спи, — Сашка улыбнулась и погладила его по голове.

Пятикурсники сдают экзамен в апреле, пятнадцатого. Защищают диплом. Остался год…

«А ведь я использовала его, — подумала Сашка, покачивая Ярослава в объятиях, как волна покачивает корабль. — Топливо, энергия, информация. Он был нужен мне, чтобы чем-то себя заполнить — чтобы Слово, оскверненное страхом, могло опереться на новую идею и переродить себя. Прозвучать, отменить Фарита и реализоваться как Пароль…»

Она лежала в постели, обнимая мужчину — но она же вырвалась, будто пар из котла, и взлетела над домом. Увидела огоньки Торпы внизу и лес на горизонте. Завертелась детской юлой из ящика со старыми игрушками: не хочу!

Не хочу никого использовать. Не хочу исполнять предназначение. Не хочу менять мир, хватит с меня, я хочу жить!

Ярослав глубоко вздохнул и пошевелился. Мягко повернулся, подминая Сашку под себя, окутывая собой. Сашка вернулась в свое физическое тело, как джинн возвращается в бутылку; в этот момент будущее показалось ей таким же осязаемым, как матрас под лопатками и горячие ладони на бедрах.

— До мая ничего не произойдет. За Антоном Павловичем я присмотрю, ты спокойно лети и делай, что надо.

— Как неохота, — он тоскливо глядел поверх герани на двор, где оседали сугробы. — Два месяца, почти три, вырезать из жизни ржавыми ножницами.

— Но вся остальная жизнь будет зато наша, — сказала Сашка. — Я не лечу в космос, ты не уходишь на войну, представь, сколько визгу будет, когда мы наконец-то встретимся.

— А кто будет визжать? — спросил он с опаской.

— Я, конечно, — Сашка засмеялась. — Я буду визжать и прыгать тебе на плечи, в обычной жизни такое редко возможно. Но там, где мы встретимся — в аэропорту, — люди посмотрят с пониманием.

— Я тогда буду рычать, — сказал он, подумав. — Но только тихо-тихо. И только потом. Не в аэропорту. Если можно.

— Рычи, — согласилась Сашка.

Первого июня, когда он вернется, она поставит временной якорь — «тогда». И замкнет это время в кольцо. Они с Ярославом спокойно доживут до тридцать первого августа, и Сашка заменит якорь на «сейчас». Из всего, чему ее учили в Институте, ей пригодится в жизни ровно одно умение — устраивать временные петли.

А Ярослав ничего не узнает. Для него каждое лето будет как новенькое, все сначала. До чего же подлая, до чего же притягательная мысль. Интересно, удержусь я или все-таки сделаю?

— О чем ты думаешь? — Ярослав, открыв форточку на кухне, насыпал зерна в кормушку под окном — в последний раз за этот сезон, наверное.

— О лете, — честно сказала Сашка.

И подумала: «Все эти фантазии — дань моей трусости. Я готова на что угодно, чтобы украсть хоть несколько лет счастливой человеческой жизни. Иметь будущее — роскошь, за которую приходится платить… Я, конечно, найду какой-нибудь выход, но это будет потом».

«Самохиной А. уведомление».

На один безумный миг Сашке показалось, что она получила письмо от Стерха. Тот всегда был пунктуален — восемь утра…

Восемь утра. Комната в общежитии, Сашка успела вернуться с пробежки и выйти из душа. Антон Павлович в больнице на плановом обследовании. За окнами светло, апрель, пробивается трава и радостно верещат воробьи:

«Кафедра специальности Института Специальных Технологий достигла соглашения о допуске студентки Самохиной А. к досрочной защите диплома. Место проведения экзамена — актовый зал, время — пятнадцатого апреля в двенадцать ноль-ноль».

— Итог заседания кафедры, — сказал Фарит в телефонной трубке. — Ты готова, Саша. Именно сейчас ты в отличной форме.

— А что сказал Дмитрий Дмитриевич? — Сашка стояла у телефона-автомата на первом этаже, прислонившись лбом к холодному пластику.

— Высказал особое мнение, — в голосе Фарита ей послышалась легкая насмешка. — Но большинством голосов кафедра решила тебя допускать.

— А я, — Сашка на секунду запнулась, как ребенок, придумывающий дразнилку, — а я… Я, как Пароль, реализую свою свободу. И по своей воле выберу доучиваться еще год! — она услышала, как голос наполняется уверенностью, а потом и торжеством. — И никто не сможет меня принудить. Даже ты.

— Хорошо, — сказал он после паузы. — Тогда подойди в деканат, прямо сейчас, и напиши заявление. Правила есть правила.

Сашка стояла несколько секунд, слушая тишину в трубке. Она не ждала, что он так легко уступит.

Она наткнулась на Костю у входа в общагу — тот выбежал из переулка, ведущего на улицу Сакко и Ванцетти, и на нем не было лица.

— Саш, ты не видела Лизу?

— А что случилось? — Сашка остановилась.

— Докладная, — Костя с трудом выговаривал слова. — Адель… написала докладную. Сука.

И, ничего больше не добавляя, он кинулся через двор к зданию института. Сашка побежала за ним, еще не зная, зачем.