Роберт Силверберг - Валентин Понтифик [litres]

– Да, к полудню. Как только разберусь с декретами и указами, которые он поручил мне.

Элидат подался вперед.

– Возьми их с собой. Мы выезжаем сегодня же!

– Это неразумно. Сам же говорил, что путешествие было утомительным, да я и по лицу вижу, насколько ты устал. Отдохни сегодня здесь, поешь как следует, выспись, посмотри хорошие сны, а завтра…

– Нет! – воскликнул Элидат. – Сегодня же, Тунигорн, сегодня же! Пока мы будем прохлаждаться здесь, он с каждым часом будет приближаться к территории метаморфов! Неужели ты не понимаешь, насколько это опасно? – Он вскинул на Тунигорна холодный взгляд. – Не поедешь, так я отправлюсь один.

– Этого я не позволю.

Элидат вскинул брови.

– С каких это пор я должен спрашивать у тебя разрешения?

– Не прикидывайся, будто не понял, что я имею в виду. Я не допущу, чтобы ты в одиночку отправился неведомо куда.

– В таком случае, выезжаем сегодня вечером.

– Подожди хотя бы до утра.

– Нет!

Тунигорн устало закрыл глаза, довольно долго сидел неподвижно и в конце концов негромко сказал:

– Ну, ничего не поделаешь. Сегодня так сегодня.

Элидат кивнул:

– Наймем маленькое быстроходное суденышко и, если повезет, перехватим его еще до Ни-мойи.

– Элидат, он едет вовсе не в Ни-мойю, – уныло ответил Тунигорн.

– Тогда я вообще ничего не понимаю. Единственный путь в Илиривойн отсюда, насколько мне известно, проходит вверх по реке, через Ни-мойю до Верфа, а оттуда на юг к Пьюрифайнским воротам.

– Хорошо бы так…

– А что, неужели туда можно добраться другим путем?

– Нормального пути нет. Но он выбрал ненормальный – на юг в Гихорну, а там через Стейч в страну метаморфов.

Элидат изумленно уставился на него.

– Быть того не может! Гихорна – это безжизненная пустыня. Стейч – непреодолимая река. Он должен это знать, а если и не знает, то крошка-вруун должен был объяснить ему.

– Делиамбер изо всех сил старался, но Валентин пропустил все доводы мимо ушей. И сказал, что если поедет через Ни-мойю и Верф, то ему придется останавливаться в каждом городе для обычных церемоний великого паломничества, а поход на поклон к метаморфам откладывать нельзя.

Элидат вновь почувствовал прилив тревоги и ужаса.

– То есть он лезет в песчаные бури и безводье Гихорны, потом намеревается преодолеть реку, в которой однажды чуть не утонул…

– Совершенно верно, и все это для того, чтобы поклониться тем, кто так ловко сумел скинуть его с трона десять лет назад…

– Безумие!

– Совершенное безумие, – ответил Тунигорн.

– Так ты согласен? Выезжаем нынче вечером?

– Да, нынче вечером.

Тунигорн протянул руку, Элидат взял ее, крепко сжал, и они несколько мгновений стояли молча.

Тишину нарушил Элидат.

– Тунигорн, ответь мне на один вопрос, ладно?

– Спрашивай.

– Говоря об этой затее Валентина, ты несколько раз употребил слово «безумие». Я тоже. И тому подобные эпитеты. Но я не видел его уже больше года, а ты был с ним неотлучно с самого отъезда из Замка. Скажи прямо: ты считаешь, что он действительно спятил?

– Спятил? Нет, я так не считаю.

– Сделал принцем молодого Хиссуна? Отправился в паломничество к метаморфам?

Тунигорн ответил не сразу.

– Конечно, Элидат, мы с тобой не сделали бы ничего подобного. Но я думаю, что это говорит не о безумии Валентина, а о чем-то другом, присущем ему: праведности, добросердечии, пожалуй, даже святости своего рода, чего мы с тобой не в состоянии постичь до конца. Мы же всегда знали, что Валентин чем-то сильно отличается от нас.

– Конечно, лучше уж святой, чем сумасшедший, – хмуро сказал Элидат. – Но что касается добросердечия и святости… разве сейчас, когда мир все глубже погрязает в неурядицах и раздорах, Маджипуру требуются эти качества короналя?

– У меня нет на это ответа, старина.

– У меня тоже. Зато имеются определенные опасения.

– И у меня, – отозвался Тунигорн. – И у меня.

В ночной тьме Й-Уулисаан напряженно лежал без сна, прислушиваясь к ветру, завывавшему над равнинами Гихорны, – разреженному режущему восточному ветру, подхватывавшему с земли сухой песок и раз за разом швырявшему его на скат палатки.

Караван правителя, с которым он давно уже путешествовал, остановился на очередной ночлег, удалившись уже на много сотен миль на юго-запад от Пилиплока. Оставалось несколько дней пути до Стрейча, а за рекой лежал Пьюрифайн. Й-Уулисаан весь истомился в ожидании переправы через реку – а там он наконец-то сможет вновь дышать воздухом родных мест, и чем ближе к реке подходил караван, тем сильнее ему хотелось туда. Наконец-то попасть домой, освободиться от напряжения этого бесконечного маскарада…

Скоро, уже скоро…

Но прежде нужно каким-то образом предупредить Фараатаа о планах лорда Валентина.

Уже шесть дней прошло с тех пор, как Фараатаа в прошлый раз связывался с Й-Уулисааном, а шесть дней назад Й-Уулисаан еще не знал, что корональ решил изменить маршрут паломничества и побывать в стране пьюриваров. Эта информация, несомненно, необходима Фараатаа. Но Й-Уулисаан не мог найти возможности связаться с ним ни по обычным каналам, которых практически не существовало в этом мрачном и почти необитаемом месте, ни через посредство водяных королей. Чтобы привлечь внимание водяного короля, требовалось много разумов, а Й-Уулисаан в своей миссии был один-одинешенек.

Однако попытаться следовало. Как и все три последние ночи, он сосредоточил мыслительную энергию и послал ее вперед, пытаясь пробросить нечто вроде нити через тысячи миль, отделявших его от предводителя повстанцев.

Фараатаа! Фараатаа!

Безнадежно. Без помощи водяного короля, который взял бы на себя поддержку, подобная связь была совершенно невозможна, и Й-Уулисаан это знал. И все же продолжал призывать вождя. Вдруг – он заставлял себя верить в такой шанс, насколько бы маленьким он ни был, – какой-нибудь оказавшийся поблизости водяной король подхватит его передачу и усилит ее. Маловероятный шанс, жалкий шанс, но ему нельзя не попытаться.

Фараатаа!

От усилий облик Й-Уулисаана немного колебался. Его ноги удлинились, а нос, наоборот, уменьшился. Он угрюмо проверил свой вид, пока изменение не зашло так далеко, чтобы стать заметным для соседей по палатке, и заставил себя вернуться к человеческому облику. Впервые приняв его в Алханроэле, он не смел расслабиться ни на мгновение, чтобы в нем не обнаружили шпиона пьюриваров, которым он и являлся. Из-за этого в его теле повышалось давление, ставшее к этому времени почти невыносимым, но он старательно держался в избранной форме.

Он продолжал выкачивать в ночь душевные силы.

Фараатаа! Фараатаа!

Ничего. Молчание. Одиночество. Как обычно.