Бернхард Хеннен - Белая королева [litres]

– Рыцарь занес топор. Еще миг – и страшный удар обрушится на невероятной красоты лицо Фелиции!

Милан сделал паузу, наслаждаясь пристальным вниманием толпы. Слушатели затаили дыхание. С тех пор как он начал свой рассказ, вокруг собралось много людей, и сейчас его слушали не только дети, их измученные матери и раненые, но и солдаты. В конце концов, он говорил о Фелиции, Мече Роз.

– Но Фелиция вскинула меч, подхватив край клинка левой рукой. Сталь ударила о сталь, ее запястья захрустели от напряжения, боль пронзила тело, однако ей удалось парировать удар противника. Рывком она выдернула клинок из-под лезвия топора, поддела изогнутое топорище и выбила из рук рыцаря смертоносное оружие!

– Ура! – возликовал малыш, примостившийся у самых ног Милана. Глаза мальчугана широко распахнулись от восторга.

Слушатели расселись перед Миланом, заняв половину склона холма. Их было не меньше двухсот. После затяжного дождя похолодало, и люди обхватывали руками колени, пытаясь унять дрожь. Они вымокли, устали, измучились. Война заставила их покинуть привычные места. Они утратили все, что когда-то имели. Оставили свои дома и мастерские – все, что было нажито тяжким трудом нескольких поколений. Многим удалось спасти только то, что они сумели унести на себе. А ведь при этом большинство из них даже не считали себя подданными кого-то из герцогов Швертвальда. Но кому до этого было дело, учитывая, что Николо Тримини полагал иначе и безжалостно уничтожал местное население?

– И вот, когда нанявшийся к лигистам рыцарь был обезоружен, Фелиция нанесла ему удар мечом – и острие вонзилось в не защищенную доспехом плоть, вспарывая бедро, – продолжил Милан.

– И отрубила ему уд! – предположила какая-то женщина с кровоподтеками на лице.

Милан увидел ненависть в ее глазах.

– Фелиция не могла бы поступить так, – серьезно возразил он. – Такой поступок был бы изменой идеалам рыцарства. Если бы она оскопила его, то сама стала бы ничуть не лучше своих врагов. За какой мир стоит бороться, если не за лучший?

Милан почувствовал, как изменилось настроение толпы. Его слушателям слишком многое довелось пережить, чтобы удовлетвориться таким ответом.

Он театральным жестом развел руками.

– Я лишь рассказываю о том, что видел. Не мне судить о поступках герцогини Фелиции да Роза. Не могу же я что-то менять в своем рассказе, добавляя или упуская какие-то подробности.

– Где ты ее видел? – спросила изнуренная женщина с короткими черными волосами.

– В дне пути верхом отсюда на юг. Как я уже говорил вам, герцогиня со своими лучниками отправилась на помощь другой группе беженцев. Наемники Лиги захватили их, чтобы продать в рабство.

– И где эти беженцы сейчас? – спросил лучник, сидевший в одном из задних рядов слушателей.

– Она перевела их через Тимезо и собиралась показать им, как пройти в Белый Лес.

Милан понимал, что ходит по тонкому льду. Глупо было рассказывать, что Фелиция так близко. Теперь его историю можно проверить.

– Но она прислала меня сюда, чтобы я рассказал вам о сражении и чтобы вы не теряли надежды. Спасение уже близко. Вам нужно перейти реку. После этого бегите в лес и ждите Белую Королеву. Она придет, чтобы спасти свой народ, когда настанет час наибольшей нужды.

– Она придет, чтобы спасти свой народ, когда настанет час наибольшей нужды, – хором повторили многие беженцы. Словно читали молитву в октагоне.

Милан понял, что ему вновь удалось подчинить себе слушателей. И в этот миг он осознал, что поступает точно так же, как его отец. Милан презирал отца за то, что он влиял на убеждения своей паствы, которая ему доверяла и ни в коем случае не ожидала от него обмана. И если быть честным с собой, Милан вынужден был признать, что ведет себя так отнюдь не ради всеобщего блага.

Слезы навернулись ему на глаза, когда он вспомнил Фелицию на костре. Вспомнил, как она увидела его, – в ее взгляде читалась любовь.

Юноша сжал кулаки. Нельзя, чтобы это был конец! Он не желал мириться с ее гибелью. И не позволит памяти о ней поблекнуть. Нет, он вернет свою Фелицию из мертвых!

– Спасибо, господин.

К нему подошла какая-то женщина средних лет. На ее лице лежала печать жизненных тягот – работы на полях, ухода за близкими, самоотречения, – но в то же время и любви: в ее темных глазах читался внутренний покой, который способны обрести лишь те, кто познал истинную любовь.

Она промокнула глаза кончиком платка.

– Спасибо вам за то, что вы вернули нам надежду, господин Милан. И напомнили о том, что путь мести ведет в пропасть.

– Они отступают! – донеслось с вершины холма. – Лигисты отошли от Генны. Дорога к Звездному мосту свободна!

Глаза женщины, потрясенной услышанным, распахнулись. И вдруг она опустилась перед Миланом на колени и поцеловала его руку.

– Это чудо Белой Королевы! – растроганно воскликнула она, достаточно громко, чтобы окружающие ее услышали. – Господин Милан предостерег нас от того, чтобы мы избрали ложный путь в сердце своем. И теперь у нас вновь есть надежда!

– Это правда! – поддержал ее лучник.

Остальные закивали. Все больше людей опускалось на колени.

Милан почувствовал себя неуютно. И в то же время он не преминул воспользоваться силой веры этих людей.

– Вам следует благодарить не меня, – смущенно сказал он. – Не я творю чудеса. Это земли Белой Королевы. Она здесь. Она хранит нас, пусть даже мы пока не видим ее. Пойдемте же! Воспользуемся удачей! Мы переберемся на другой берег Тимезо, где будем в безопасности. Такова воля Королевы!

Те, кто всего мгновение назад едва мог шевельнуться от смертельной усталости, поднялись на ноги, исполненные надежды. И они помогали друг другу. Сильные поддерживали слабых и стариков. Милану показалось, что он едва ли не физически ощущает, как в воздухе разливается какая-то неведомая сила. Незримая, но явственная для всех.

– Вы великий человек, господин Милан. – Встав, женщина в платке робко поцеловала его в щеку. – Вы свет в этой тьме.

Оставив его, она присоединилась к другим беженцам, устремившимся на вершину холма, к спасительному мосту.

Опять заморосило, и дождь холодными тонкими пальцами погладил юношу по лицу.

– Пойдем. – На плечо Милану легла тяжелая рука. – Надо поторапливаться, пока лигисты не передумали и не вернулись в Генну.

В голосе Раинульфа слышалось раздражение. Лучник не очень-то хорошо умел скрывать свое настроение. Да и не хотел, в общем-то.

– Я признаю, нельзя было говорить, что она так близко, – задумчиво произнес Милан.