Бернхард Хеннен - Белая королева [litres]

– Это уж точно! – отрезал Раинульф, подталкивая товарища к тропинке.

Они начали подниматься по холму.

– Когда говоришь о событиях, которые произошли где-то далеко, вероятность попасться на каких-то противоречиях куда меньше, ведь никто из присутствующих не может знать о подробностях, которые тебе неизвестны…

Милан скорее говорил сам с собой. Он вспоминал уроки отца, учившего его искусству правдоподобной лжи. Ложь была лишь одним из риторических приемов, которыми в совершенстве должны владеть священники, чтобы направлять свою паству по нужному пути. Людей, которые тебе доверяют, так легко ввести в заблуждение…

– Ты злишься оттого, что я им солгал? – Милан повернулся к Раинульфу.

Они дошли до вершины холма. Впереди в темноте змеилась усыпанная огнями факелов дорога: лигисты отступали, перегруппировываясь перед новой атакой. Чуть южнее этого шествия среди холмов горели сотни костров – там солдаты Лиги стали лагерем. Войско Николо Тримини было самым большим из трех армий, наступающих на Швертвальд.

– Ложь – это основа мастерства церковников, Милан, а ты сын священника. Я понимаю, что у тебя добрые намерения. Но еще я понимаю, что ты гонишься за несбыточной мечтой. Мне ясен ход твоих мыслей, в конце концов, я ведь… я ведь тоже любил Фелицию… – Лучник запнулся, эти слова дались ему нелегко. – Злит меня другое. То, какой ты описываешь ее в своих историях. Это совсем не Фелиция да Роза. Настоящая Фелиция отрезала бы тому проклятому рыцарю уд вместе с яйцами и при этом посмеялась бы над ним.

Милан задумался над его словами. Возможно, Раинульф был прав. Фелиция отличалась диким нравом и неудержимой страстью. Она была неукротимой… и брала то, что хотела.

– Я описываю ее такой, какой она должна быть, – наконец сказал он.

– Да кто ты есть, чтобы принимать такое решение? – напустился на него Раинульф. – Я боюсь того, что ты можешь сотворить своими словами.

Старый солдат снял с костра железный крюк и опустил в глиняный стакан. Жидкость зашипела, и старик протянул Милану завернутый в грязную кожаную повязку стакан.

– Гонит холод из рук. И мыслей.

Милан почувствовал изумительный аромат мяты и благодарно принял напиток. Приятно было подержать в руках что-то теплое. Раинульф молчал – после той ссоры вечером он больше не перемолвился с Миланом и словом.

Юноша отхлебнул мятный отвар. В животе у него заурчало. Вчера он раздал все свои запасы детям беженцев. Тормено обвел взглядом костры вдоль тракта, тянувшегося на запад к подножию Лунных гор. Котлы дымились даже не над каждым четвертым костром: в лагере беженцев царил голод.

– Плохой сегодня будет день. – Глаза старика покраснели, воспалились. – Лигисты пойдут в атаку. Сдается мне, завтра уже не нужно будет ломать голову над тем, как бы косточки согреть.

– Наверное, все так думают перед боем, верно? – Милан отхлебнул еще отвара.

– Тебе уже доводилось сражаться? – спросил старик.

Юноша покачал головой.

– Бесово дерьмо, вот что это такое… – Вздохнув, старик уставился на погнутый от ударов шлем, который он поставил на угли, чтобы нагреть воды. – Такое там, бывает, увидишь… Храбрые парни обделаться могут, придурков потом превозносят как героев, а всякие выскочки присваивают себе чужую славу, пользуясь тем, что совершивший подвиг солдат уже мертв… – Он сплюнул. – Бесово дерьмо, говорю же. Не стоит тебе тут оставаться.

– Я обучался искусству фехтования, – возразил Милан. – И я не трус.

– Не в этом дело. Все это не имеет значения, юный господин. Слыхал я о тебе всякое. Ты можешь сделать что-то хорошее. Нельзя тебе тут сегодня помирать. На поле боя нет каких-то там благородных дуэлей, как на уроках фехтования. Нельзя быть уверенным, что в этой рубке тебя никто не заколет мечом в спину. И неважно, умеешь ты с мечом обращаться или нет. Или вот, скажем, из арбалета в тебя попадут да живот продырявят. Несколько дней подыхать будешь. Шел бы ты отсюда, юный господин. И поверь мне, это лучший совет в твоей жизни.

– Но что было бы, если бы все так поступили? – возмутился Милан.

– Тогда и войны бы никакой не было. Вот это славно было б, а? – Беззубый рот старика растянулся в улыбке.

Милан опешил. Мудрость этих слов была очевидна. Мир без войн… Никогда прежде он не думал над такой возможностью. А зря!

– Милан Тормено? – резким тоном осведомился кто-то за его спиной.

Юноша повернулся.

Высокий худощавый мужчина в окружении нескольких лучников подошел к ним по тракту.

– Я Думон, Стрела Чаш, и я здесь командую. – Он жестом подозвал Милана. – На пару слов, господин Тормено.

– Он сегодня не в духе, – шепнул Милану старик, угощавший его чаем. – Ты поосторожней с ним.

Вернув солдату стакан, юноша подошел к военачальнику. Вытянутое лицо казалось угрюмым, на подбородке проступила седая щетина, ясные голубые глаза в обрамлении тонких морщин смотрели настороженно. Длинный тонкий нос напоминал клюв хищной птицы, над высоким лбом курчавились густые, коротко подстриженные волосы, тоже седые. Одежда выглядела старой и поношенной, высокие сапоги лоснились от грязи, штаны из желтоватой кожи поскрипывали, на дублете виднелись ржавые заклепки – судя по всему, с изнанки кожанка была обшита железными пластинами. На шее Думон носил потрепанный зеленый платок. На зеленовато-коричневом плаще красовалась золотая брошь с изображением стрелы над чашей – отличительный знак, подтверждающий его титул.

Глава швертвальдских стрельцов герцога Чаш пристально посмотрел на Милана, а затем повернулся к своим спутникам.

– Отойдите, – прошипел он.

Те поспешно удалились.

– В последнее время о вас ходило немало слухов, господин Тормено. Вы оказались моложе, чем я ожидал.

– Чем могу помочь? – холодно осведомился Милан.

– Давайте прогуляемся немного. – Стрела Чаш указал на дорогу к мосту. – Вы осознаете, что вскоре здесь начнется бой?

– Я знаю, что армия Николо Тримини собралась на том берегу.

– Именно так.

Звук их шагов разносился над мощеным трактом. У реки, в глубоком обрыве, вился туман, закрывая противоположный берег. Впереди высились широкие мраморные арки моста, которые уже через двадцать шагов терялись в белой пелене.

Защитники Швертвальда перекрыли мост крупными валунами, поэтому теперь конница лигистов не могла пойти в атаку. Берег обнесли частоколом, острые колья которого угрожающе топорщились. Лучники готовились к предстоящему бою, проверяли наконечники и оперения стрел, подтягивали тетивы длинных тисовых луков, наливали во фляги воду.