Екатерина Соловьёва - Вечерняя звезда [litres]

Мы сидели на веранде «Синего фазана» за стаканами лимонада.

– Вы выглядите уставшей.

– Запах. От него болит голова.

– Это меверле.

– Зачем сажать такую дрянь возле дома?

– У нас они считаются символом любви.

– Вероятно, символом неотвязной любви. И удушающей.

– Они цветут лишь три дня. В эти дни девушки и женщины могут делать предложение мужчинам.

– О! Как интересно!

– В первый день «Раскрывающихся бутонов», сегодня, юные прелестницы добрачного возраста предлагают юношам подождать их пару лет. Завтра наступит черед «Полного цветения» – для всех остальных незамужних девиц, а послезавтра, в день «Опыленных цветов», вдовы предложат сердце вдовцам и холостякам.

– Всё происходит в свободной форме или есть специальная церемония?

– В свободной форме? У нас в Ордэсе? Как вам такое в голову пришло? Разумеется, церемония. Дама или девица в своём лучшем платье с букетом меверле приходит к дому возлюбленного. Если она хочет подчеркнуть свою невинность и чистоту помыслов, то выбирает цветы посветлее и перевязывает их белой лентой. Если намекает на бурную страсть, то оборвёт куст поярче, а лента будет красная. Синяя лента – безоблачная жизнь.

– Что в понимании ордэсцев безоблачная жизнь?

– Невеста – образцовая хозяйка, без лишних фантазий и ненужного образования, обученная вести дом, небогатая, но готовая подарить мужу дюжину здоровых наследников.

– Безоблачная жизнь?..

– Сударыня, не я это придумал. Соблазнять жениха щедрым приданым принято жёлтой лентой, а обещать верность – зелёной.

– Почему зелёной? – удивилась я.

– Зелёная лента говорит о том, что невеста цветёт для него одного, а для других мужчин у неё есть только листья.

– Ну и закручено! А чёрная лента говорит о чём-нибудь?

Чиновник засмеялся:

– Чувствую, вы готовы вписать новую строчку в традиции Ордэса.

– Вы сами-то завтра много невест ждёте?

– Завтра выходной, я поеду навестить брата. Порыбачим в уединении.

– Хитрый манёвр!

– Зачем вы спрашиваете? Хотите подарить мне меверле?

– Представьте себе! Вот соберёшься обвязать чьё-нибудь сердце ленточкой, а он рыбачит! С цветом пока, правда, не определилась. И я, кажется, догадываюсь, почему для вашего странного обычая выбраны именно эти три дня.

– Растолкуйте-ка.

– Одновременно сопротивляться решительно настроенным девицам и дурманящей вони невозможно.

– Симона, в вас нет никакой склонности к романтике.

– Вы неправы.

– Ни малейшей.

– А как же чёрная ленточка?

– Будьте осторожны, – сказал он, сопровождая меня во дворец. – Лучше всего – молчать. Спросят – ответьте, чаще извиняйтесь и говорите, что вы – неместная, не знаете правил. Прикиньтесь помешанной на своей работе. Растения – ваша жизнь.

– А это не так? – я пыталась шутить.

Он тяжко вздохнул.

– Вы меня с ума сведёте.

– Мелвин, не волнуйтесь, я выполню все ваши рекомендации. Я вас не подведу.

– Сначала дворец, потом зимний сад, – седоватая дама с такой тяжёлой челюстью, что косметолог непременно предложил бы ей пройти феминизацию лица, смотрела не мигая. – Вы знакомы с этикетом Ордэса?

– Не слишком, ваша милость.

– Главная мудрость – молчать и приседать.

Я шла за ней по коридорам, залам, лестницам.

Огромный портрет короля. Никогда не доверяла придворным живописцам, жалкие льстецы! Но если их монарх вполовину так хорош собой, как на портрете, он самый красивый человек из всех, кого я видела.

Прости, чудовище, объективность – прежде всего.

– У нас много растений. Теперь на них мода. Продвигайтесь с верхнего этажа вниз. В жилое крыло вас не пустят, не пытайтесь пробраться.

Зачем мне туда?..

Шёлковые портьеры, зеркала, роспись, картины. Великолепные скульптуры. Чахлые подобия пальм и мелколистных фикусов. Истощённые гардении.

– Нужна вода, – сказала я ей, – список удобрений напишу. И кое-что требует пересадки. Извините, ваша милость, давно ли нет садовника?

– Месяц. За последние полгода казнили троих.

Молчать и приседать.

Внутренним слухом я слышала скрипичную сонату Баха cоль минор. Чьё сердце плачет в чертогах этого прекрасного дворца, разрываясь от невысказанной боли? Кто заточён в его роскошь, как в тюрьму? У кого придворная маска скрывает кровоточащие раны? Где прячется? И… сколько их?

На входе в парк ждал бледный Мелвин, он нервно прохаживался вдоль ограды.

– Как прошло?

– Нормально. Практически все горшечные при смерти, обитатели дворца боятся дышать и, кажется, у всех, кроме меня, составлено завещание. А в остальном – нормально.

– Давайте пообедаем. Или поужинаем… Не знаю. Я не ел с самого утра.

– Мелвин, мне там работать не меньше трёх недель. За это время я вас потеряю.

Даже мои мрачные шутки имели целью обмануть Пирса: дела обстояли гораздо хуже. Сказать об атмосфере королевского дворца «гнетущая» – не сказать ничего. Слуги скользили торопливыми тенями, сливаясь с мебелью, придворные беззвучно струились вдоль стен подобно привидениям. Служанка уронила метёлку для смахивания пыли – лёгкий стук о паркет – на неё посмотрели, как на самоубийцу.

На второй день, оживляя гигантскую драцену, я столкнулась нос к носу с магом. От него веяло такой жутью, что волосы встали дыбом. Я отступила в сторону, а он застыл чёрным изваянием на добрых пару минут, потом откинул капюшон и впился в меня холодным тускло-голубым взглядом. Не отводя глаз, чуть склонила голову в качестве приветствия: я не обязана знать его статус (бэйджиков на мантиях нет), а он не знает мой. Может, на родине меня ждёт папа-герцог? Родственник нашего короля, к примеру. Его высочество герцог Московии. А может, вообще…

Маг зажмурился и втянул воздух, словно принюхиваясь. И ушуршал, подметая подолом коридор. Это он поздоровался? Что за собачьи ухватки?

Весь день я оживляла, освежала, выманивала побеги из комы. Удивительно, как в такой атмосфере ещё что-то росло!

Пришлось переправить несколько растений в оранжерею – на пересадку. Вокруг садовников, прикомандированных ко мне Пирсом, тащивших тяжеленные горшки, безостановочно скакал дёрганый рыжий толстяк:

– Ах, уголок! Ах, обивка! Не поцарапайте паркет! Эта ваза работы Турмело! – стонал он голосом Весельчака У и заламывал пухлые ручки.

Моё терпение лопнуло:

– Сударь, если вы не перестанете мешаться под ногами, я буду пересаживать здесь. Всё обсыплю грунтом, залью водой, испачкаю и исцарапаю.

Он схватился за сердце и убежал. Вернулся с Челюстью. Она скривилась, что-то прошипела ему в ухо, он испарился.

– Вы не сделаете карьеры при дворе, – заметила Челюсть. И вдруг уточнила: – Женской карьеры. Но с вашим характером вы далеко пойдёте.