Ивар Рави - Мишааль

Поливая водой из ведра, Лайла сама помыла меня со спины, которая у меня уже начинала чесаться. Через десять минут девушка вернулась с видавшим виды тонким матрасом, который до этого момента мне был нужен позарез. Где-то в глубине души даже стало жалко этого старшего охраны: ему готовилась смерть или даже тяжелое увечье, а насильники, издевавшиеся надо мной двое суток, оставались безнаказанными.

После ухода девушки я долго сидел на матрасе, следя, как постепенно тускнеет солнечное пятно на полу камеры. Засунув штырь под матрас, я пытался выработать сценарий нападения. Лучше всего затаиться у двери и нанести удар, как только она откроется. Но охранник мог быть не один, мог упасть наружу, привлекая внимание, мог просто не получить серьезной раны и одолеть меня. Нет, так не пойдет! Надо, чтобы он закрыл за собой дверь. На шум из камеры никто не обратит внимания, две ночи здесь шумели и орали так, что всем было ясно, что происходит. Потом его надо поймать в самый беззащитный момент, а когда такой момент? Правильно, когда мужчина снимает штаны, удерживая равновесие, да и руки заняты.

Подумав, я стянул с себя спортивные брюки. Оголенная фигура женщины напрочь выбивает из мужских мозгов способность к мышлению. Снимет ли он с меня наручники, если я попрошу? Маловероятно, все-таки случай с принцем и с охранниками он не забудет, а бить штырем в наручниках очень неудобно. Я полчаса сегодня отрабатывал удары и сверху-вниз, и снизу-вверх. Без противника получалось неплохо, но как это получится с человеком, который явно не захочет дожидаться смерти?

Время шло, охранника все не было, я начал беспокоиться, что появится не он, а группа вчерашних насильников. Если раньше моим желанием было только нанести увечье и убить, то сегодня, когда появилась возможность прихода одного гостя, родилась дерзкая мысль: угрожая пистолетом взять заложника, желательно самого Зияда, потребовать машину и добраться до Иорданской границы. План изобиловал массой неточностей и вероятностей, но надежда, как говорят, умирает последней.

Когда я уже начал терять терпение, послышались шаги, явно принадлежавшие грузному человеку. Дверь открылась, и каморка осветилась от лед-светильника, который держал в руках мужчина. Дождавшись, когда он прикроет дверь, не говоря ни слова, я встал с топчана, с кошачьей грацией повернувшись спиной к вошедшему, взялся руками за край топчана и опустился на колени, изгибая спину и приподнимая попу. Судя по тому, как задышал охранник, поза была выбрана правильно, хотя в душе я себя ненавидел за такое унижение.

Коленно-локтевая поза всегда действует на мужчин безотказна, это поза подчинения самки в животном мире, из которого мы все произошли. Запустив руки под матрас, я нащупал свое оружие, чувствуя сзади шорохи: опустив светильник на пол, охранник торопливо снимал рубашку. «Рано, еще рано, жди», — командовал я себе, судорожно сжимая рукоять штыря, на который был намотан мой лифчик, чтобы улучшить хват. Повернув голову вбок и оглянувшись назад, я встретился глазами с мужчиной:

— Я готова, мой господин.

— Сейчас, я иду.

Шумно дыша, охранник рванул ремень, застежка, не выдержав такого грубого обращения, отлетела и жалобно зазвенела по полу. Расстегнув ширинку, мужчина начал снимать штаны, вот уже поднимает правую ногу, вытаскивая ее из брюк…

«Сейчас»! Пружинисто вскочив, я в два шага покрываю расстояние между нами: услышав движение, охранник поднимает глаза в тот самый момент, когда еще на ходу, размахнувшись снизу вверх, я с силой вгоняю ему штырь в живот под левое подреберье. Застыв на минуту, смотрю в округлившиеся от удивления глаза. Чувствую теплую кровь, которая льется на руки и, доходя до локтя, каплями падает на пол. Вижу, как открывается рот, готовый крикнуть. Оставив штырь в животе, обеими липкими от крови руками зажимаю ему губы. Он теряет равновесие и заваливается на пол на правый бок, увлекая меня за собой. Его тело конвульсивно содрогается, кровь пачкает мой оголенный живот, я чувствую ее тепло в промежности. Да сколько у него крови, двадцать литров? Правой рукой он скребет по полу, пытаясь дотянуться до кобуры с пистолетом, отлетевшей при падении, левой хватает меня за горло. «Да когда же ты умрешь, тварь»? — не отрываю руки от его рта, боясь крика. Его рука, держащая меня за горло, начинает слабеть и через минуту бессильно падает. Через мои руки, закрывающие ему рот, пузырится кровавая пена, несколько раз он вдыхает сипло и надсадно, по его телу прокатывается мелкая дрожь и наконец он затихает, зрачок его левого глаза расширяется.

Убедившись, что он мертв, я тяжело скатываюсь с него и попадаю в лужу крови. «Да, блядь, это же, практически, ведро!». В свете светильника кровь, разлившаяся по полу, кажется черной. В это время мои насильники обычно уходили, получив все, что хотели. Этот пришел значительно позже их, приблизительно одиннадцать часов на дворе, говорю я себе. В двенадцать все шумы и движение стихало, значит, у меня примерно час, если никому из охранников не придет в голову проведать шефа в моей каморке. Обыскиваю брюки в поисках ключа от наручников — пусто. В самый последний момент смотрю в нагрудной карман рубашки, здесь они, миленькие. Отстегнув наручники, растираю руки, наношу на них целебную мазь.

Вытащив пистолет из кобуры, проверяю обойму, семнадцать патронов калибра 9мм PARA. Запасных обойм нет, да и зачем они охраннику, сторожащему дворец. Я весь в крови, на животе, на ногах, на спине, даже на лице и в волосах. Невольно обращаю взгляд на убитого: силен, ничего не скажешь. Умудрился прожить не меньше пяти минут, получив двадцать сантиметров железного прута в селезенку, а прут толщиной больше моих пальцев. Рубашкой охранника наскоро оттираю лицо и тело — только размазал все, словно боевая индейская раскраска. Надел свою спортивную форму, кроссовки. Все влажное, воняет, но я и сам не хуже воняю в данный момент.

Я вытащил штырь. Пригодится, если потеряю пистолет или закончатся патроны. Осторожно открыв замок, приоткрываю дверь: в зоне видимости никого, только фонари отбрасывают тени вдалеке. Рано, еще слышны голоса на переднем дворе, я же не камикадзе идти напролом. Несколько раз мне чудились шаги в направлении своей каморки, и я вскидывал пистолет, держа дверь на прицеле. Слуховые галлюцинации. Обострившийся до невозможности слух слышал все, как мне казалось: мышь полевку, пробежавшую по траве, бесшумное скольжение змеи, выползшей на ночную охоту. Наконец все стихло, установилась тишина, прерываемая редким фырканьем лошадей в конюшне. Выключив светильник, я выскользнул в дверь. Встреться мне человек в этот момент, точно принял бы за вампира с моим измазанным лицом. Осторожно двигаюсь в направление ворот и переднего двора, держась в тени.