Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

Я иду за ней по дороге, по которой шла с Ро – идущей вдоль реки Бег, спотыкаясь и крича, чтобы она обернулась. Мне хочется обратиться к ней, приказать что-то, но я не могу подобрать нужные слова. Кто она? Откуда она пришла? Я хватаюсь за эти вопросы, словно за острый край скалы, которая вот-вот обрушится. У нее явно есть какое-то занятие. Какое-то занятие в каком-то доме. Служанка? Повариха? Няня в яслях?

Наконец мы приближаемся к подземному переходу, в котором мы с Ро едва не поцеловались. Где он сказал, что ведьмы знают настоящие имена вещей. При этом воспоминании у меня в мозгу горящей кометой вспыхивает слово «Домохозяйка».

Женщина начинает оборачиваться, и я вижу изгиб слегка курносого носа и призрак улыбки. Мой рот начинает наполняться водой, грязной речной водой со вкусом грязи, металла и водорослей.

Я просыпаюсь от такой резкой боли в животе, что мне приходится неуклюже бежать в ванную, придерживая живот, чтобы внутренности не выплеснулись наружу.

Из меня извергается неоново-розовая рвота, кислая на вкус, и с каждым новым приступом я клянусь себе никогда больше не пить красного вина. Я сжимаю края унитаза, содрогаясь, пока из меня выходят куски почти непереваренного мяса. Мои густые вьющиеся волосы постоянно спадают, и к ним прилипают кусочки рвоты, словно брызги краски.

Полностью освободив желудок, я мою кончики волос под краном, чищу зубы и протираю лицо дорогой маминой жидкостью для умывания. Я уже почти в порядке, разве что голова пульсирует болью, отдающейся в черепе. Я все еще пытаюсь осмыслить сон, но это все равно, что переливать воду из одной ладони в другую. С каждым разом остается все меньше подробностей. Но чувство сохраняется. Женщина из карт забрала Лили. Она демон, призрак или ведьма, и она материализовалась благодаря моему раскладу, который я сделала Лили в пятницу, три недели назад. Именно ее видел молочник. Вот кто забрал Лили.

Туту воспользовался моим отсутствием и забрался на мою кровать. Он лежит, положив голову на лапы, участливо виляя хвостом. Я отодвигаю одеяло в сторону, и он погружается в него, своим собачьим чутьем понимая, что мне нужна помощь.

Я устраиваюсь в кровати поудобнее и выдвигаю ящик тумбочки, надеясь найти там «Нурофен-плюс». Мои пальцы нащупывают старые цветные карандаши, стикеры для заметок и вскрытые пакетики «Стрепсилс». Наконец я ощущаю нечто прямоугольное и массивное. Очень знакомых размеров и веса, но очень пугающее в данных обстоятельствах.

Карты из Душегубки вернулись.

На следующее утро, когда я спускаюсь вниз, на кухне сидят мама, папа и Джо с воскресной почтой. На столике стоит дымящийся кофейник. Джо читает приложение о культуре, папа свой еженедельник, мама журнал моды. Вся сцена такая уютная, и все они такие светлые, настроенные на одну волну. Как сказать им, что у меня каким-то образом снова оказалась колода карт, которую у меня конфисковали почти две недели назад? Как сказать, что Лили увел персонаж из этой же колоды карт?

И верю ли я в это сама? Можно ли в это вообще верить?

– Доброе утро, – строго говорит папа. – Надеюсь, с тобой не надо говорить о прошлой вечеринке. Судя по звукам, которые ты издавала в два часа ночи, ты усвоила урок.

– Да, извини. Честно, я выпила только стакана три. Не думаю, что красное вино для меня.

– Три стакана вина – это много, Мэйв. Это тебе не бутылка пива. Вино быстро ударяет в голову.

– Я понимаю, прости, – бормочу я снова и обращаюсь к маме. – Знаешь, те карты Таро, которые мисс Харрис…

Но продолжить я не успеваю, потому что, похоже, Джо тоже есть что сказать. Она неодобрительно смотрит на меня, морща нос в явном раздражении.

– Ты всех разбудила, – недовольно говорит она. – И вообще, откуда вы взяли вино? Вам что, его родители Фионы дали?

– Нет, – виновато отвечаю я. – Фиона стянула его со стола.

– Ну здорово. Значит, ты в первый раз пришла в дом новой знакомой и стянула выпивку у ее родителей. Прекрасное первое впечатление.

– Нет, я же сказала, что ее взяла Фиона.

– Ну замечательно, какое она сокровище.

– А тебе-то какое дело, Джо?

– Девочки, прекратите, – говорит мама. – Джо, это и вправду не твое дело. А ты, Мэйв, знай, что если бы не все эти обстоятельства с Лили, то сейчас бы тебе сильно влетело. Пока что считай, что это твое первое и последнее предупреждение. Всем все понятно? Всем?

– Как скажешь, – театрально заявляет Джо и снова утыкается в статью про культуру.

Почему так получается? Почему, когда родителей нет дома, Джо бывает лучшим человеком в мире, но когда они возвращаются, то ведет себя как последняя склочница?

– И я больше ничего не хочу слышать о Таро, понятно?

– Но, мам, я хотела сказать, что карты…

– Мэйв. Ничего. Это дом, свободный от Таро, усвоила? Какое-то время это было забавно, но ты явно отнеслась к ним слишком серьезно.

Я прижимаю руки к голове. Пульсирующая боль вернулась.

– Понятно, – тихо говорю я.

Остаток дня я провожу в своей спальне, пытаясь не думать о картах. Я боюсь вынимать их из ящика, ожидая, что в любую секунду в комнату могут войти мама, папа или Джо, и тогда карты снова отберут.

Мое отношение к картам изменилось. Что-то физическое, молекулярное произошло между нами. Нами . Как будто колода Таро – это человек. Как будто нас удерживает вместе некое электромагнитное поле. Только я не могу сказать, металл я или магнит. Когда я иду в ванную или спускаюсь сделать чай, то меня как будто удерживает невидимая эластичная нить, прикрепленная к пальцам рук и ног. Раньше мне казалось, что я хозяйка этих карт, единственный человек, способный толковать их истинное значение. Теперь же мне кажется, что это они мои хозяева.

Ближе к вечеру я вывожу Туту на прогулку вдоль Бега, положив карты в карман пальто. Не знаю, чего я точно хочу, но почему-то мне хочется сейчас побыть именно здесь. Здесь в последний раз видели Лили, и здесь я видела Домохозяйку в своем сне.

Приближаясь к старому подземному переходу, в сгущающихся сумерках я вижу алое пятно и копну блестящих темных волос под фонарем. Это он. Я не удивляюсь, застав его здесь. Наверное, вчера ему тоже рассказали про молочника. Может, ему даже приснился тот же сон. Может, он проснулся от такого чувства, будто его легкие наполнились речной водой.

– Привет, – робко говорю я.

Он поднимает голову. Пусть я и не удивляюсь ему, но он явно поражен, увидев меня.

– Я пойду, – говорю я. – Извини, я просто услышала, что… ну, ты знаешь. Поэтому захотела прийти.

Мы смотрим друг на друга некоторое время. Осторожно, словно два диких зверя, ожидающих, что другой нападет первым. В вечернем холодном свете его глаза выглядят темнее, без изумрудного блеска, присущего им днем. Мы так долго не отводим глаз, что я думаю, что он видит в моих. Интересно, вглядывается ли он в их серо-голубой оттенок, пытаясь определить перемену? Слишком ли многого я ожидаю от того, кто так ненавидит меня?