Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками [litres с оптимизированной обложкой]

По трапу спустились стюардессы. Вышел человек в белой рубашке с черными погонами, в фуражке, сдвинутой на лоб. Зашагал вниз, не глядя на ступеньки, ведя ладонью по перилам. За ним семенил второй пилот, на этот раз другой, полноватый и рыжий.

– Девушка, вы кого-то встречаете? – к Сашке невзначай приклеился еще один претендент.

Ярослав поднял голову, и Сашка испугалась, что сейчас он увидит ее сквозь стекло. Тогда, проскользнув сквозь толпу любопытствующих, она быстрым шагом направилась через зал, оступаясь на непривычных каблуках. Забилась в женский туалет, как в осажденную крепость, и сидела там почти час, пока ей не сообщили, что рейсов сегодня больше не будет и зал ожидания закрывается.

В холле на первом этаже без звука работал плазменный монитор: новости. Война, бомбежка, террористический акт. Триста пятьдесят погибших.

Сашка отыскала в холле тумбочку, с усилием передвинула к стене с панелью, встала на тумбу ногами, сбросив перед этим модельные туфли. Поднялась на цыпочки и выдернула шнур из гнезда. Экран погас.

– Заткнитесь, падальщики, – сказала Сашка своему отражению в темной плазменной панели и вытерла пот со лба.

– Ого, – сказали у нее за спиной, и Сашка увидела еще одно отражение – Андрей Коротков. Он смотрел на нее снизу вверх, удивленным новым взглядом, и Сашка вспомнила, что платье выше колен сидит на ней довольно-таки смело.

– Привет, – она спрыгнула с тумбочки. – Где пульт от этой дряни, ты не знаешь?

– Охрененно выглядишь, – пробормотал Андрей.

– Вот и Физрук так считает. – Сашка обулась.

За стойкой у кофемашины на первом этаже не то ругались, не то громко о чем-то спорили. При появлении Сашки все разговоры стихли, а Костя, сидевший с краю, поперхнулся и закашлялся.

– Так, – Лиза прищурилась, внимательно ее разглядывая. – Здесь пахнет течной сукой, но это иллюзия, пацаны. Для Самохиной истинный кайф – подманивать мужиков, а потом динамить. Не ведитесь.

– Павленко, – Денис Мясковский встал, играя желваками. – Какого хрена ты опять?!

– Пошли со мной, – сказала Сашка, и Денис подумал, видимо, на одно мгновение, что предложение адресовано ему. Он испуганно улыбнулся, вопросительно посмотрел на Костю, но Сашка повторила, глядя Лизе в глаза:

– Павленко, пошли со мной в мою комнату.

– Я гетеро, – Лиза отхлебнула кофе из картонного стаканчика. – С девчонками не сношаюсь.

– Пожалуйста, – сказала Сашка.

– Ты дура, Самохина, – бормотала Лиза, согнувшись в три погибели, пытаясь вытащить из-за шкафа Сашкину доску, а потом вылавливая закатившиеся под плинтус маркеры. – Какая ты безнадежная, унылая дура… Почему ты с ним не переспала? Так же все просто – иди и возьми! Но нет, мы королева драмы, рвем страсти в клочья!

Пыхтя, Лиза повесила доску на вбитые в стену крючья над письменным столом, и комната сразу изменилась, сделавшись теснее и неуютнее.

– Ох и возни мне с тобой…

– Я не хотела его подставлять, – сказала Сашка. – Думала, прогоню и забуду.

– Ты собиралась, что ли, своими играми его спасти? – Лиза фыркнула с крайним презрением. – Нет, деточка, это так не работает. Ты в Институте, ты все еще в Институте, и спасти твоего пилота можно единственным способом…

И она выложила маркеры на стол, черный, зеленый, синий и красный.

– Аналитическая специальность – такой же предмет, как все остальные. Если даже такая дубина, как Костя, все-таки сдал зачет, ты и подавно справишься.

Сашка удержалась от комментариев.

– Грамматический разбор делается мысленно, на тройбан на зачете этого хватит, – Лиза критически осмотрела белую поверхность доски. – У тебя есть зубная паста? Иногда губкой трешь-трешь, а следы все равно остаются. А это принципиально важно – стирать все, что ты намоделировала. Они токсичные, эти схемы.

– Мне не нужен тройбан, – сказала Сашка. – Мне нужно понимать, как это работает.

– Понять невозможно, можно только сделать, – Лиза провела черным маркером по ладони. – Первый шаг – ты наблюдаешь схему. Потом схема наблюдает тебя, и, если в этом месте прохлопаешь, схема тебя сжирает. Допустим, ты справилась. Дальше идет преобразование в другую систему символов. Сделаем поправку на специализацию, ты все-таки глагол, расфуфыренный и распиаренный, но если без пафоса – то глагол. Тебе придется действовать, а не описывать, что ты видишь… Телефон свой он тебе оставил?

– Я не просила.

– Может, он есть в социальных сетях, ты его искала? Я могу для тебя…

– Нет, – Сашка чуть повысила голос. – Не надо.

– Сама же себя обламываешь, – в голосе Лизы прозвучало сожаление, не то в адрес Сашки, не то оттого, что черный фломастер почти высох. – Знаешь, почему я тебе помогаю?

– Потому что ты хорошая добрая девочка.

– Да, – Лиза ухмыльнулась. – Разумеется…

Она замерла, глядя в одну точку, и не двигалась, не дышала и не моргала две с половиной минуты. Сашка молча ждала. Наконец Лиза перевела дыхание. Косая ухмылка соскользнула с ее лица, как мятый шелковый платок.

– Дура ты все-таки. Я вот больше никого не могу… ничего не чувствую. Иногда бывает… вспоминаю Лёшку. Где он сейчас? Нигде. Того, кем он был, больше нет… давно. Даже если живет такой человек, с таким паспортом, с таким генетическим набором… Если бы я могла кого-то любить, вот как ты своего пилота, – я бы из койки не вылезала…

Ее мутноватые глаза прояснились.

– Я помогаю тебе потому, Самохина, что я ловлю информационные потоки. Если кто-то из нас может… аннигилировать эту штуку, которую мы по привычке называем Фаритом Коженниковым… только ты. Смотри и учись, повторять не буду.

И она провела на доске жирную горизонтальную черту.

Костя явился вечером, когда уже стемнело. К этому моменту все стены казались Сашке прозрачными, все голоса, слышимые в общежитии и за его пределами, звучали одновременно и заплетались косичками, как нитки ярко окрашенной шерсти. Спина под свитером покрылась мелкой чешуей – после занятий разыгралась давняя склонность к бесконтрольному метаморфозу, но теперь Сашка воспринимала ее стоически, будто неприятную, но давно привычную хворь.

Она увидела Костю раньше, чем он подошел к двери и постучал. В руках у него была картонная коробка с чем-то съедобным. Сашка, в ее нынешнем рабочем состоянии, не отличила бы на вкус селедку от пирожного.

– Я учусь, – поколебавшись, она все-таки отперла дверь.

Костя бросил взгляд на доску, перемазанную белой зубной пастой. Тюбик валялся на столе и был выжат почти полностью.

– Ты целый день ничего не ела, – он поставил коробку со съестным на тумбу рядом с микроволновкой.

– Мне не надо. Я информационный объект.

– Вот хлопнешься в обморок, – сказал Костя с тихим упреком. – Держи…