Валерий Большаков - Новый путь [litres]

– По-моему, Чак, на том берегу тоже кто-то есть, – негромко измолвил Вальцев, выставляя на «стол» стопку картонных стаканчиков.

– Два снайпера, – подтвердил индеец. – Они просто стерегут… охраняют нас, и не опасны.

– Скажите, Чак, – Максим потянулся, оборачиваясь к Потомаку, – мне чудится или вы действительно расположены к нам? Или к русским вообще?

Гоуст Бир присел, подобрал оброненную сигарету и заговорил, вставая:

– Я служил во Вьетнаме вместе с Пегом. Однажды он попал в плен. Его держали на базе в горах Аннама, и меня послали на выручку – я ведь похож на туземца. На базе мне встретились русские летчики. Они улыбались, угощали красным супом… сейчас вспомню… borshch. А вечером всем показывали кино – под навесом, на белой простыне. Фильм назывался «Апачи», про вождя Ульзану. И все русские переживали за краснокожих, а бледнолицых считали врагами! Ночью я освободил Пегготи, но ту встречу с пилотами запомнил. – Повернувшись лицом к лесу, Чак закурил и четко проговорил: – Это с реки холодом тянет. Стаканчик виски – и согреетесь, хе-хе…

– Нет уж! – непринужденно рассмеялся Вакарчук. – Лучше я чайку…

Ливанув из термоса в стаканчик, он с показным удовольствием отпил.

– М‑да. Шоколад! Но тоже неплохо… И горячий еще! Макс!

– Плесни мне.

– О’кей…

Все трое сделали разворот «кругом», уставясь на речные перекаты.

– Вы хорошо шифруетесь, но вы не предавали свой народ. – Призрак Медведя внимательно обшарил глазами окрестности. – А мой народ… его загнали в злые земли – вымирать. Американцы – наши враги. Хау.

На мостках показался Даунинг, бубнящий в плашку рации. Куратор шел не один, рядом вышагивал молодой мужчина в длинной кожаной куртке.

– Что-то не то… – глухо обронил Вакарчук.

Обычно открытое и улыбчивое лицо «Айвена» пугало замкнутостью, как сигнал тревоги. Джек будто невзначай, заученным движением шерифа с Дикого Запада, распахнул куртку – тускло блеснул «кольт» в кобуре.

– Позвольте представить Фреда Вудроффа, – ровным голосом сказал он, приблизившись. – Фред возглавляет опергруппу ЦРУ нашего генконсульства в Ленинграде.

За спиной Вакарчука выразительно клацнули затворы винтовок.

– Вы арестованы, tovarishchi! – хищно оскалился Вудрофф.

Тот же день, позже

Балтимор, Мэриленд-авеню

Мидтаун-Белвез здорово смахивал на Арлингтон, разве что этажей побольше, а так все то же самое – чистенько, опрятненько, скучненько. А в салоне «Линкольна» – тесненько.

Сбоку Вакарчука зажимал капитан Хартнелл, а напротив в рядок сидели Вудрофф, Фолви и Смок Парнелл.

– …Мы вытрясли из информатора всё, вычислили каждую мелочь, – довольно щерился Фред. – Даже то, tovarishch старший лейтенант Вальцев, что горбинку вашему носу придал хирург! Кстати, поздравляю с повышением в звании.

– Благодарю, – в ледяном тоне Максима скорей угадывались, чем слышались, нотки сдержанной злости и унизительной беспомощности.

Степан опустил веки. Провал.

Второй раз в жизни Вакарчук ощутил всю жуть этого существительного. Провал – и почва под ногами разверзается, и нутро выворачивается наизнанку от томительного падения…

«Переживем и это! – подумал он упрямо. – Если доживем…»

«Линкольн» тряхнуло. Огромная машина еле вписалась в ворота внутреннего дворика – за стеклами проползла кирпичная кладка.

– Райф! Запрешь ворота! – резко скомандовал Даунинг. – Смок! Разверни колымагу. Чарли, Пег! Обоих наверх.

– В «лабораторию», сэр? – осведомился Призрак Медведя с бесстрастностью английского слуги.

– Да, пожалуй. Фред, на пару слов…

Сжав зубы, Степан миновал высокие узкие двери с претензией на готику и поднялся в «лабораторию» – небольшую комнатку с парой стрельчатых окон. Бледные лучи, падая наискосок, оскальзывались на гладких панелях приборов и спотыкались о вороха проводов.

– Сюда, – мрачно буркнул Пегготи.

Степан с содроганием плюхнулся на жесткое кресло, напоминавшее электростул. Чак ловко снял с него «браслеты», но лишь для того, чтобы пристегнуть руки и ноги фиксирующими ремнями.

– Спасибо, капитан, – сухо поблагодарил Даунинг, возникая в дверях. – Проверьте тут все и расставьте людей.

– Есть, сэр!

Дверь закрылась с негромким щелчком, и Макс процедил:

– Допрос третьей степени?

– Допрашивать буду не я и не здесь, – бесцветным голосом ответил куратор и скривился: – Ч‑черт! Такие планы из-за вас рухнули! Ну, вот что мне теперь делать?

Степан не выдержал.

– «Айвен», – глумливо ухмыльнулся он, – а это уже не ваша забота. И не ваш уровень. Тут свое веское слово должен сказать мистер Форд!

Даунинг по-коровьи глянул на него, печально моргая, и молча вышел. За дверью послышалась короткая возня, а мгновеньем позже порог переступил Призрак Медведя.

– Уходим! – обронил он.

Быстро отстегнув ремни, Чак освободил обоих.

– За мной!

Степан даже спрашивать не стал куда. Обстоятельства менялись настолько стремительно, что сознание не поспевало за ними и откровенно тупило.

– Быстрее!

– А эти?

– Забудь!

Вакарчук ссыпался с лестницы, замечая сникшего Фолви, прикованного наручниками к перилам. На лбу опера-хиппи наливался багрецом здоровенный синяк.

Индеец выскочил во двор первым и завел «Линкольн». Степан, чуя железный привкус во рту, нырнул в салон, едва не стукнувшись лбами с Максом.

– Гони!

Мотор взревел, покрышки шаркнули, и лимузин с ходу растворил хлипкие ворота, круша никелированный бампер. С визгом развернув огромную машину, Чак направил ее по Мэриленд-авеню.

– Куда мы? – крикнул Вальцев, хватаясь за поручень.

– В Нью-Йорк! Машину сменим по дороге. Держитесь!

«Линкольн Континенталь» пошел в разгон.

Воскресенье 29 ноября 1975 года, день

Нью-Йорк, 255‑я Западная улица

Дроздов отпустил желтый кэб, не доезжая до жилкомплекса «Ривердейл». Обычно если приходилось задерживаться на работе, то он не рисковал зря – гулять вечерами по Бронксу опасно для здоровья. Но сегодня управились на удивление рано. Или в МИДе тоже считали дни до Нового года?

Утром Юрий Иванович садился в большой комфортабельный автобус – и выходил у совпредства или возле ООН. А вот обратно не всегда получалось – работа резидента под прикрытием постоянного представителя плохо сочетается с четким графиком. Бывало, на всю ночь задержишься, как тогда, с гадом Шевченко. Впрочем, то была ночь праздничная – ему поверили! Взяли голубчика Аркашу – и посадили в рейсовый «Ил»!

Дроздов поежился. Канадская меховая куртка вроде теплая, но эта дурацкая кепка… Как они только в таких ходят? Ушаночку бы родимую, но лучше не рисковать – Голливуд приучил местных отличать русских по зимним шапкам. А коммунистов тут не любят.