Эмили Болд - Тени. Сплетенные тьмой

– Ты ранена? – спросил Зак и повернул ее лицо к себе. Он настороженно разглядывал ее. – Что случилось?

Маргарет-Мод моргнула. Один раз. Затем еще раз. Она должна была дышать. Это было то, на чем она концентрировалась. Вопросы Зака… словно были из другого мира.

– Маргарет! – Пальцы Зака крепко схватили ее за подбородок. – Скажи, что произошло.

Маргарет-Мод облизнула губы. Боль прошла, но воспоминания нет. Они захватили ее.

С того момента, когда Бастиан вышел из машины, когда он оставил ее с разграбленной душой, она была захвачена воспоминаниями. Беспощадные и холодные, как лезвие ножа, воспоминания разрезали ее на кусочки.

Она потерла ожоги на руке, но была не в состоянии прогнать картинки из головы. В ней не было ничего, что могло бы подавить синие плетения воспоминаний. Она знала почему. Бастиан Тремблэй наказал ее за содеянное, обрек снова и снова просматривать эти беспощадные картинки.

– Они горят, – прошептала она, слепо уставившись перед собой. – Мой отец. Он стоит, объятый пламенем. Он заслужил это. И хотя он горит, он до сих пор держит пояс, – шептала она в тишину автомобиля. – Он заслужил это. Но моя сестра нет. Она горит не так тихо, как он. Она горит громко. Ее волосы воспламенились, ее крики пронизывают меня до мозга костей.

– Маргарет! Маргарет-Мод! – Голос Зака становился громче.

– Она выглядит как горящий ангел, стоящий за рождественской елью. Она горит, горит ель, подарки. Я тоже хочу стать ангелом. Я иду к ней, хватаю ее. Она прекрасна, но в то же время так громко кричит. Я представляю, что ее крик был рождественской песней, и соглашаюсь с этим.

От удара по лицу картинки в голове Маргарет-Мод на короткое время рассеялись.

– Бастиан Тремблэй знает, что… – Она начала запинаться. – Он знает… все.

Зак сощурил глаза.

– Что ты ему сказала?

– Ничего. Я не сказала ничего. Он просто… взял то, что хотел знать. Он знает, что мой брак с его отцом был попыткой добраться до кольца. Он знает, что Константин – прыгун сквозь тени. Он знает, что все мы ждем Люцифера. Что мы хотим вернуть тех, кого любим. Тех, кого мы потеряли. Тех, кого мы никогда не сможем отпустить. – Маргарет опустила голову и снова увидела перед собой горящую руку сестры. Она видела, как та хватается за нее. Как она оттягивает ее назад, когда ее охватывает горячая боль, как она качается и отпускает то, что никогда не хотела потерять. Она посмотрела в глаза Зака, и ей показалось, она увидела в них лицо его погибшей дочери.

Он был визионером. Доставлял людей на Луну, может, доставил бы на Марс. Он создавал будущее, но не имел своего собственного.

Но вместо того, чтобы сдаться, как она, он стиснул зубы и сжал кулаки. Он схватил ее за плечи и начал трясти.

– Бастиан Тремблэй знает не все, что знаем мы. Он не знает, как далеко мы пойдем, чтобы получить то, чего хотим. – Зак отпустил ее и разгладил жакет. Затем вышел из машины. – Бастиан Тремблэй не знает, с кем он связался. – Глухой стук закрывшейся пассажирской двери отправил Маргарет-Мод обратно в воспоминания. Он был похож на тот, с которым отец наконец-то упал.

Вскоре Бастиан переходил от одной тени к другой. Уэймут находился далеко, и он уже почти израсходовал все плетения. Но после того, как Маргарет-Мод отказалась добровольно все рассказать, он не мог просто сидеть в Лондоне и ждать. При этом после увиденных ужасающих воспоминаний и ночи с Эбби, после постоянной близости к ней и ее плетениям ему срочно требовалась пауза. Это стоило ему больше сил, чем он думал. И все же он страстно тосковал по ней, что нельзя было объяснить только его яростью. Он постоянно ловил себя на мысли, что думает о ее сияющих плетениях сердца, которые, казалось, расцветали, когда он приближался к Эбби.

Бастиан радовался леденящему холоду теней, которые охлаждали если не его мысли, то хотя бы его желание. Он должен сохранять трезвую голову. Особенно сейчас, когда знал, что Маргарет-Мод…

Он вздрогнул. Не хотел думать о ней. На этот раз он зашел слишком далеко. Но это была ее собственная вина. Она тоже отвечала за то, что кольцо пропало. То, что он потерял самообладание, тоже являлось ее виной. Тем не менее он чувствовал себя плохо. Он забрал у нее все душевные плетения. Не нарочно. Или все же? Он оставил лишь тень ее самой, и это нагоняло на него страх. Так происходило, когда он терял над собой контроль.

Следующая тень оказалась ближе, и Бастиан немедля нырнул в нее. Его спешка объяснялась страхом за Эбби. Пониманием того, что Константин Кросс действовал не один. Маргарет-Мод умолчала об этом. Но в ее плетениях он увидел, как они планировали с Кроссом и группой людей невозможное. И Эбби… они еще не закончили с ней.

Бастиан сделал длинный прыжок. Гнев с каждым прыжком становился все сильнее. Желание требовало новых плетений. Не каких-то плетений. А этих единственных. Этих, цвета оникса, наполненных болью, которые в таком виде встречались ему лишь однажды.

Отчаянный крик вырвался из его горла, черные толстые плетения выступили под кожей посреди царства теней, потому что, чем ближе он подбирался, тем сложнее становилось удерживать самообладание.

Он хотел Эбби. Ее поцелуи, ее близость, ее плетения. Он хотел всего этого, но знал, что ничего не получит, не подвергая ее опасности.

Света, падающего сквозь открытую дверь, не хватало, чтобы избавиться от темноты. Дорожка света тянулась по бетонному полу. Осторожно я сделала первый шаг.

– Где мы, папа?

– Это секретное место, Эбби, мое сердце. Наша тайна. Как тебе тут? Ты не должна рассказывать о нем никому.

– Что мы здесь делаем, папа? Тут так темно!

– Там есть выключатель? – Тристан вырвал меня из воспоминаний и зашел следом.

– Да, – с облегчением заявила я и нажала на кнопку рядом с воротами. К сожалению, чувство тревоги, вызванное этим воспоминанием, нельзя было выключить так же просто. После короткого мерцания неоновые лампы, висящие на потолке, загорелись. Одна из них оказалась сломанной и непрерывно моргала, напоминая мне стробоскоп.

Будто по залу пробегали слабые молнии.

– Что это такое? – спросил Тристан и сморщил лоб. – Выглядит как деревенская печь для пиццы.

– Не неси чушь, – хихикнула я и подошла ближе к печи, о которой говорил Тристан. – Это не печь для пиццы. – Я провела пальцами по закопченному отверстию. – Это угольный горн. Для ковки.

Все остальные предметы здесь тоже являлись кузнечными инструментами. Массивная наковальня на кузнечном столе, бочки для охлаждения раскаленного металла. Канистры с маслом и водой. Еще грубый молот и щипцы, а также другие более изящные инструменты для ювелирных работ, которые я знала из детства. Все аккуратно висело на доске для инструментов и в любой момент было готово к использованию.