Рик Риордан - Кровь Олимпа [litres]

– НЕРАЗУМНО?! – Порфирион поднялся с трона. – Энкелад, ты мой советник, так объясни моей дочери, что такое мудрость!

Огненный гигант вышел вперед, глаза его блестели, как алмазы. Пайпер ненавидела его лицо: слишком часто оно снилось ей, пока ее отец был в плену.

– Вам не о чем волноваться, царевна, – сказал Энкелад. – Мы захватили Дельфы. Аполлон с позором вытеснен с Олимпа. Будущее сокрыто от богов. Они движутся ощупью, наугад. Что же до искушения судьбы…

Он взмахнул левой рукой, и к трону, шаркая, приблизился низкорослый гигант. У него были крысиные серые волосы, морщинистое лицо и молочно-белые, затянутые катарактами глаза. Вместо доспехов он носил разодранную тунику из холстины. Его ноги-змеи были белесыми, точно подернутыми инеем.

На вид он казался неказистым, но Пайпер заметила, что остальные спешат уступить ему дорогу. Даже Порфирион слегка отодвинулся.

– Это Тоон, – представил Энкелад старика-гиганта. – Как и многие из вас, рожденных, чтобы противостоять определенным богам, Тоон был рожден, дабы убить трех мойр. Он придушит старух голыми руками. Искромсает их пряжу и сломает прялку. Он уничтожит саму судьбу!

Царь Порфирион встал и триумфально вскинул руки:

– Больше никаких пророчеств, друзья мои! Никаких предсказаний будущего! Близится время Геи, наша эра, и мы сами станем вершить свою судьбу!

Толпа разразилась такими криками радости, что Пайпер показалось, будто она разваливается на куски.

Потом до нее дошло: кто-то трясет ее за плечо.

– Эй, – позвала Аннабет, – Мы прибыли в Спарту. Сможешь быстро собраться?

Пайпер с трудом села; сердце еще тяжело бухало в груди.

– Ага… – она сжала руку Аннабет. – Но сначала ты должна кое-что услышать.

Когда Пайпер пересказала свой сон Перси, на корабле взорвались туалеты.

– Мы ни за что не отпустим вас туда вдвоем, – заявил сын Посейдона.

В холл вбежал Лео, размахивая гаечным ключом:

– Старик, неужели обязательно было ломать сантехнику?

Перси не обратил на паренька внимания. По коридору разливались потоки воды, корпус загудел: рвануло еще несколько труб. Пайпер предполагала, что Перси устроил такой разгром не специально, но от одного взгляда на его сердитое лицо ей захотелось покинуть корабль как можно скорее.

– С нами всё будет в порядке, – уговаривала Аннабет. – В видении Пайпер мы спускаемся туда с ней вдвоем, – значит, так и будет.

Перси так глянул на Пайпер, словно всё это ее вина:

– А как же тот чувак, Мимант? Я так понимаю, он гигант?

– Вероятно, – сказала она. – Порфирион назвал его братом.

– Да еще эта бронзовая статуя, окруженная огнем, – гнул свое Перси. – И те… как ты там их назвала? Махито?

– Makhai , – подсказала Пайпер. – Думаю, по-гречески это слово значит «битвы», но не представляю, как именно эти существа выглядят.

– Так и я о том же! – взорвался Перси. – Мы не знаем, что ждет вас там, внизу. Я иду с вами.

– Нет, – Аннабет положила руку юноше на плечо. – Если гигантам нужна наша кровь, то отправлять вниз юношу и девушку – самое последнее дело. Помнишь? Для их великой жертвы им требуются юноша и девушка.

– Тогда пойдем мы с Джейсоном, – не сдавался Перси. – А вы…

– Рыбьи Мозги, уж не намекаешь ли ты, что двое парней справятся лучше двух девчонок?

– Нет. То есть… нет, но…

Аннабет его поцеловала:

– Мы вернемся быстро, ты и оглянуться не успеешь.

Пайпер поспешила наверх вслед за дочерью Афины, пока всю нижнюю палубу не залило водой из туалета.

Час спустя девушки стояли на холме и осматривали развалины древней Спарты. Они уже прочесали современный город, который – странное дело! – напомнил Пайпер Альбукерке – скопление невысоких квадратных, покрытых белой штукатуркой зданий, рассыпавшихся по долине у подножия багрянистого цвета гор. Аннабет настояла на осмотре археологического музея, потом – огромной металлической статуи какого-то спартанского воина, установленной на площади, потом – Национального музея олив и оливкового масла (да-да, есть такой музей). Пайпер узнала про оливы больше, чем ей бы хотелось, и за всё это время на них не напал ни один гигант. И они не нашли ни одной статуи прикованного бога.

Аннабет, похоже, не горела желанием осматривать развалины на окраине города, но в конечном счете других мест для осмотра не осталось.

Смотреть в развалинах оказалось особо не на что. По словам Аннабет, холм, на котором они стояли, был когда-то акрополем Спарты – ее самая высокая точка и главная крепость, – но он и в подметки не годился огромному афинскому Акрополю, который Пайпер видела во сне.

Источенный ветрами склон покрывали сухая трава, камни и чахлые оливы. Внизу на площади около полукилометра раскинулись развалины: известняковые плиты, несколько обвалившихся стен и какие-то выложенные черепицей отверстия в земле, похожие на колодцы.

Пайпер пришел на память любимый фильм отца «Царь Спарты»: в нем спартанцев изображали непобедимыми суперменами. Грустно, что от них осталось лишь покрытое камнями поле да современный городок с музеем олив.

Она утерла пот со лба.

– Думаю, если бы по округе бродил девятиметровый гигант, мы бы его заметили.

Аннабет смотрела на «Арго-II» (корабль парил над центром Спарты), ее пальцы теребили коралловую подвеску – Перси подарил ее, когда они начали встречаться.

– Думаешь о Перси? – предположила Пайпер.

Аннабет кивнула.

После своего возвращения из Тартара она успела рассказать Пайпер много жутких вещей об этом месте. Страшнее всего был рассказ про то, как Перси управлял ядовитой волной и душил богиню Ахлис.

– Кажется, он приходит в себя, – подбодрила подругу Пайпер. – Стал чаще улыбаться. Знаешь, он любит тебя больше прежнего.

Аннабет села, с ее лица вдруг исчезли все краски:

– Не понимаю, что это вдруг на меня накатило. Никак не могу выбросить из головы это воспоминание… о том, как выглядел Перси, когда стоял на краю Хаоса.

Может, беспокойство Аннабет подействовало на Пайпер заразительно, но она тоже начала ощущать тревогу. Вспомнились сказанные прошлой ночью слова Джейсона: «Часть меня хотела закрыть глаза и перестать бороться».

Она тогда изо всех сил пыталась его ободрить, хотя в душе сама переживала. Подобно охотнику, превратившемуся в змею, все полубоги носили в душе собственных злых духов. В определенных критических ситуациях они совершали роковые ошибки. Есть черта, которую переходить нельзя.

Если с Джейсоном дело обстоит так же, почему с Перси должно быть по-другому? Парень в буквальном смысле прошел через ад и вернулся обратно. Даже не желая того, он в порыве гнева взорвал туалеты. Что он может натворить, если разозлится по-настоящему?