Джей Кристофф - Предатель рода [litres]

Кроваво-красный.

Иногда миска с едва теплым варевом может показаться величайшим в мире даром.

Темноволосый гайдзин в шрамах сидел у койки Юкико, кормил ее с ложки похлебкой с морепродуктами и вытирал тряпкой жирный подбородок. После четырех дней, проведенных на спине Буруу без крошки во рту, в борьбе с постоянной тошнотой и колющей ледяными иголками головной болью, в страхе, что с каждым часом, проведенным ею здесь, в ловушке, приближается свадьба Хиро, ей казалось, что ничего вкуснее она в своей жизни не ела.

Мужчина, заметив, что ее ногти посинели, поочередно ослабил путы. Юкико наблюдала за ним, переводя взгляд со знаков отличия на воротнике на поршни и скобу на его искалеченной ноге. На ремне у него висел короткий нож, а рядом – медная трубка в виде змеевика и шары из тонкого стекла, напомнившие ей о железомёте Йоритомо. Когда мужчина вошел в комнату с едой, на его плечах лежала шкура какого-то животного, но он сбросил ее и повесил на стену, как только закрыл дверь. Юкико внимательно осмотрела ее: темный мех, по полу волочится длинный хвост. Она подумала, что, возможно, это шкура волка, но если так, то это был самый крупный волк в мире.

Время от времени стены сотрясались от раскатов грома, в маленьком стеклянном окошке высоко над ней сверкала молния. И тогда свет в комнате загорался ярче, гудел в розетках, а все здание вибрировало.

Ловят небо…

– Пётр. – Гайдзин указал на свою грудь. – Пётр.

– Юкико, – ответила она, попытавшись указать на себя.

Пётр провел пальцами по той щеке, которую ударил. Она чувствовала, как наливается синяк. От его прикосновения по коже поползли мурашки.

Казалось, он хотел снова заговорить, когда из коридора послышались тяжелые шаги. Гайдзин встал, морщась и шипя поршнями. Сорвал со стены шкуру и накинул ее себе на плечи, как только в дверном проеме появился белокурый юноша, спасший ей жизнь.

Юноша споткнулся, словно его толкнули, и за его спиной появился огромный гайдзин. Этот мужчина выглядел примерно лет на сорок и был таким же высоким и широкоплечим, как Акихито. Густая борода, заплетенная в три косы, короткие волосы медного оттенка, легкая седина на висках, загорелое обветренное лицо, испещренное шрамами – на подбородке, бровях, щеках. Он держал в руках длинный цилиндрический предмет, завернутый в клеенку. Тяжелый темно-красный мундир был испачкан черной смазкой, нашивки из золотой нити на воротнике обтрепались. Поверх плаща он носил шкуру какого-то огромного животного: вихрастый мех, вокруг шеи обвились передние лапы размером с голову Юкико. Если бы шкура не была ржаво-коричневой, то могло показаться, что она когда-то принадлежала панде. Тяжелые сварочные очки он сдвинул на лоб. Из-под бровей внимательно смотрели бледно-голубые глаза. Блестела темная оправа того же цвета, что и бесформенные щитки на плечах.

Сердце Юкико дрогнуло, когда она заметила их. Это были расплющенные шлемы, закрепленные на плечах, но всё еще можно было узнать оскаленные пасти о́ни, изображенные на забралах.

Гермошлемы железных самураев. Как минимум полдюжины.

Большой гайдзин носил их как трофеи.

Позади него стояла женщина-гайдзинка. Раньше Юкико никогда их не видела. Свои светлые, почти белые волосы, заплетенные в несколько длинных кос и доходившие до бедер, она украсила изолированной проводкой. Когда-то она, наверное, была хорошенькой, но сейчас ее лицо уродовали симметричные шрамы в виде молний: по три на каждой щеке и четыре от губы до подбородка. Темная кожа, по которой змеилась проводка и из которой торчали транзисторы, радиаторы и разнообразные компоненты механизмов, обтягивала ее с головы до ног. Ее туловище, голени и предплечья закрывали пластины из шлифованной латуни. Благодаря огромным ботинкам на толстом резиновом каблуке ее рост дотягивал до среднего. Длинные ногти, не накрашенные губы. Ее плечи были украшены остатками инсектоидных шлемов, отсеченными дыхательными трубками и глазами из красного стекла. Юкико узнала бы их где угодно.

Шлемы лотосменов.

Казалось, она содрала металлическую кожу с их плоти и превратила в свою собственную.

Женщина вошла в комнату по-кошачьи грациозно, не делая лишних движений. Ее украшения болтались и двигались, издавая глухое щелканье. Юкико предположила, что ей около тридцати лет. Помимо шрамов и диковинной одежды, в ней было что-то совершенно чуждое. Она наклонила голову, уставилась на Юкико глазами разного цвета: один – черный, как вода в заливе Кигена, другой светился странным розовым цветом, словно задыхающаяся луна. Она заговорила низким, мелодичным голосом, но Юкико не смогла понять ни слова.

Большой мужчина в медвежьей шкуре что-то пробормотал ответ и кивнул. Уважительно.

В комнату ворвалась собака с рыжей шерстью с подпалинами и глазами в тон шерсти. Она прыгнула на кровать, облизала лицо Юкико и быстренько уткнулась носом в миску с похлебкой. Пётр прикрикнул на собаку, и она тут же спрыгнула на пол и забилась в угол.

Юкико собралась, возвела вокруг себя стену и направила в разум собаки крошечный фрагмент.

Привет, Рыжик.

это ты! девочка!

Вспышка боли. Ослепительно острой. Но терпимой.

Это твои друзья?

Он моргнул, глядя на группу людей в дверном проеме, которые говорили приглушенными голосами.

мальчик да мужчины нет плохая тетка нет!

Плохая тетка?

она пинает меня!

О!

я хороший пес, не надо меня пинать!

Конечно, ты очень хороший пес.

и мужчины дерутся моему мальчику это не нравится мальчик мой мой мальчик я хороший пес да!

Ты понимаешь, о чем они говорят?

Рыжик склонил голову набок и моргнул.

Ну и ладно…

У стоявшего в двери Петра вспыхнуло лицо, и он стал тыкать пальцем в сторону Юкико. Его жесты даже иностранцу не показались бы дружескими. Юкико предположила, что большой мужчина с самурайскими трофеями был авторитетом. Когда он заговорил, Пётр замолчал и стал внимательно слушать. Женщина в коже лотосмена просто смотрела на Юкико, склонив голову и водя пальцами по шлему на своем плече. Юноша, спасший ее, молчал, прислонившись к стене.

– Она, – заговорил темноволосый мужчина, – милая девушка.

Теперь все гайдзины посмотрели на нее. И только Рыжика интересовала тарелка с похлебкой. Пес гадал, как бы украсть еду, не поймав ни одного пинка. В голове у Юкико стучало, желудок скручивало, а во рту стоял сухой привкус соли. Ей показалось, что ее сейчас стошнит.

– Я? – ответила она.

– Почему здесь?

Двое мужчин-гайдзинов встали рядом с кроватью, женщина осталась у двери, сцепив руки, как будто в молитве, и скривив бледные губы в слабой улыбке. Юноша тихонько отошел от нее, остановившись у противоположной стены.