Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

Шеи почти не было – голова, казалось, росла прямо из широких покатых плеч. Нижняя челюсть и маленький острый подбородок сильно выдавались вперед, вместо носа было небольшое возвышение с двумя отверстиями, глаза сидели неестественно глубоко. Одежды на этом существе не было, я мог бы принять его за зверя, если бы не чувствовал, что передо мной более чем животное.

– Кто это? – спросил Годгар.

– Не знаю, – ответил я, понимая только, что это один из прислужников зла, вроде серых и расти.

– Смотри! – сказал Годгар. – Вода…

Столб воды, еще недавно такой высокий и мощный, теперь все уменьшался, а поток, отделявший нас от костра, становился все уже.

Я наблюдал за этим, не в силах даже обрадоваться, поскольку чувствовал, что вот-вот упаду и, наверное, больше не смогу подняться. А поток уже превращался в ручей, ручей – в тонкую струйку.

– Кемок! – Кто-то у костра звал меня.

Я попытался ответить, но не смог. За меня отозвался Годгар, к нам устремились люди. Я упал на руки Килана и провалился во мрак беспамятства, поглотившего боль.

Когда я очнулся, надо мной совещались Дагона и брат. С каким-то тупым безразличием я узнал, что укусы фасов – а напали на нас именно они – ядовиты и что Дагона своими травами может на время облегчить боль, но вылечить меня в таких условиях нельзя.

Я оказался не единственным раненым: были пострадавшие от падения камней и еще несколько укушенных фасами. Но мой случай был самым тяжелым и мог задержать нас в пути.

Килан сказал, что останется со мной, пока не пришлют помощь, но по глазам Дагоны я понял, что оставаться нам слишком рискованно. Пребывая в дремотном состоянии под воздействием ее снадобий, я не боялся ехать. Я знал: хотя благодаря таинственному наводнению фасам и пришлось отступить, вряд ли эта их вылазка будет последней, а быть отрезанными от Долины означало оказаться в ловушке.

– Привяжите меня к Шилу, – кое-как выговорил я, слыша свой голос как будто издалека. – Мы едем… иначе погибнем… надо ехать…

Дагона заглянула мне в глаза:

– Ты действительно этого хочешь, Кемок?

– Да.

На рассвете мы выехали; меня, как я и просил, привязали к Шилу. Дагона дала мне какие-то листья, велев их жевать. Кисловато-горький сок растения притуплял боль; она не исчезла совсем, но уже не причиняла невыносимых мучений.

Над нами по-прежнему нависали тяжелые грозовые тучи. Я ехал словно в полусне, видя окружающее то как в тумане, то совершенно отчетливо, а порой вовсе погружался в забытье.

Мы достигли реки, и тут я внезапно ощутил мысленный удар, такой сильный и враждебный, что задохнулся и едва удержал равновесие на спине у Шила. Рентан издал душераздирающий вопль и очертя голову ринулся вниз по крутому берегу – он был неуправляем. Позади слышались крики и топот копыт.

Словно спасаясь от погони, Шил бросился в реку. Надо мной сомкнулась вода, я стал отчаянно биться, пытаясь сбросить путы, державшие меня на спине обезумевшего рентана, уходящего все глубже под воду.

Наконец веревки ослабли, я вырвался и вынырнул на поверхность, задыхаясь, ловя ртом воздух. Плавал я хорошо – меня учил плавать Откелл, сулькарец, изуродованный в морских сражениях, которого приставил к нам наш отец. Но раненая левая нога не слушалась. Все еще задыхаясь, я подплыл к выступающему из воды валуну и из последних сил ухватился за него. Весь туман улетучился у меня из головы, боль вернулась, лишая сил; меня вот-вот могло оторвать от камня течением.

Вдруг кто-то обхватил меня сзади. Килан! Я хотел произнести его имя, но не смог. Тогда я позвал брата мысленно… Никакого ответа!

Кто-то крепко вцепился в меня и стаскивал в воду. Я закричал, вырываясь и тщетно пытаясь повернуться, чтобы увидеть, кто это. Но меня уже тащили прочь от спасительного камня в противоположную от берега сторону.

Голова моя едва высовывалась из воды, я увидел на берегу Килана, который, сидя верхом на Шабрине, искал меня взглядом. Казалось, он смотрит прямо на меня, но я понял, что он меня не видит. В отчаянии я снова хотел позвать брата, но ни звука не сорвалось с моих губ. Я попробовал мысленно призвать его и словно наткнулся на высокую сплошную стену.

Килан пустил Шабрину вдоль берега, продолжая искать меня, хотя я был на виду. Меня тащили все дальше и дальше, прочь от брата и остальных. Я увидел, как Шил, выйдя из воды, вскарабкался по берегу и встал с опущенной головой. Потом все они исчезли за поворотом реки, и я потерял последнюю надежду на спасение.

Меня больше не уносило стремительное течение – я лежал распростертый на твердой сухой поверхности. Я не сразу открыл глаза, повинуясь первобытной потребности узнать как можно больше с помощью других чувств, не обнаруживая признаков жизни. Боль в бедре усиливалась.

Дул ветер, и меня стало трясти от холода. Ощупав пространство перед собой, я понял, что лежу на песке. Невдалеке слышался плеск воды, а над головой глухо завывал, как в голых ветвях, ветер. Больше я ничего не смог уловить и открыл глаза.

Тяжелые тучи по-прежнему превращали день в сумерки. Надо мной в мрачном небе застыл корявый сухой сук, словно унылый памятник давно умершему дереву. Я попробовал приподняться, но голова закружилась, и все поплыло перед глазами. Чувствуя, как к горлу подступает тошнота, я повернулся, тело мое напряглось, и изо рта хлынул поток воды.

Отдышавшись, я снова с отчаянной решимостью попытался приподняться. Борясь с новым приступом тошноты, я осторожно повернул голову, огляделся вокруг и увидел, что лежу в двух шагах от воды. Справа громоздились валуны, между которыми застряли побелевшие палки и обломки тростника – плавник, принесенный давним паводком.

Шлем и меч я потерял. Повязка, наложенная Дагоной, ослабла и вся пропиталась кровью. Рядом не было ни души. Тот, кто утащил меня по реке от брата и товарищей, не утопил меня, но обрек, может быть, на еще более жестокую участь: рана лишала меня возможности передвигаться, и я не мог надеяться на спасение.

Но мы, эсткарпцы, упрямый народ. Да и мой отец никогда не смирялся под ударами судьбы. Преодолевая боль, я подтянулся к валуну, обливаясь потом, заставил себя подняться на ноги и всем телом навалился на камень. Теперь я мог полностью оценить обстановку: положение мое было безнадежно.

Я находился не на берегу, а на островке посреди реки, который, судя по всему, временами полностью заливало водой. На нем не было никакой растительности: только песок и камни. Я вспомнил островок, на котором мы нашли прибежище, когда Каттея отправила Посланца в прошлое Эскора. Но тогда я был цел и невредим, и к тому же в нашем триединстве еще не появилось трещины.

Оба берега реки были обрывистые, течение – быстрое. Если бы не моя рана, я бы скинул кольчугу и пустился вплавь, но с больной ногой я был совершенно беспомощным.