Бриттни Моррис - Человек-Паук. Майлз Моралес. Крылья ярости [litres]

Я подпрыгиваю на месте и умудряюсь пролить кофе из кофейника, который держу в руках. Под моими ногами расплывается лужа, но я даже не замечаю. Сердце бешено стучит. Мы встречаемся взглядом. Парень стоит и смотрит на меня абсолютно безразлично.

Тот самый парень.

Который обокрал магазин. Которого Питер отдал полиции.

Он меня узнал?

Успел ли он рассмотреть меня той ночью?

Сегодня волосы у меня приглажены, вдруг не узнает? К тому же сейчас я в другой одежде – в шортах и футболке.

Ох, блин, он идет сюда.

Ох, блин, и смотрит на меня.

Так, ладно, он кивнул мне и неуверенно улыбнулся, а так себя ведут, когда видят человека в первый раз.

Наверное, он не понимает, почему я так на него уставился.

Ну что же, Майлз, отведи глаза в сторону! Главное, не смотри на него.

Я наклоняюсь и наливаю кофе даме, которая сидит ко мне ближе всего, уткнувшись в газету, но она начинает возмущаться.

– Нет-нет-нет, там чай !

– Ох, простите! – Я стараюсь вовремя убрать кофейник, но поздно. Кофе разливается по столу, а я в ужасе застываю.

– Дрини, простите! – говорю я.

– Ничего страшного, Майлз, – успокаивает она меня, поправляя голубые волосы, затыкая их за ухо и разочарованно заглядывая в чашку.

– Я принесу вам новый и приберусь тут, – предлагаю я.

– Не стоит, – возражает она. – Все равно напиток почти остыл, а я хотела подышать воздухом.

Дрини встает, завязывает шаль на плечах и, пройдя мимо вновь прибывших, выходит на улицу. Клифтон в это время забирает у высокого мужчины и его сына верхнюю одежду, и парень остается в одном худи.

Я ищу, чем бы заняться, пока они устраиваются в зале. Беру блюдце, ложку и кружку Дрини и ухожу в кухню.

Выливаю дикую помесь кофе и чая в раковину и вижу, как от ее металлической поверхности поднимается пар.

Я понимаю, что рано или поздно придется снова выйти в комнату отдыха и предложить новичкам кофе. Подхожу к двери и пробую их рассмотреть. Сердце все еще сильно колотится. Я почти уверен: этот парень с капюшоном вполне мог выяснить мое имя, узнать, что я волонтер центра, и прийти отомстить за мой поступок. Хотя минуточку… а почему он даже не в тюрьме? Отец внес залог, и парень вышел на свободу меньше чем через двое суток после ареста? И теперь у них не осталось денег, и пришлось идти в центр помощи малоимущим, так получается?

Я задумываюсь о том, как поступила бы мама. Она меня любит, я это хорошо знаю, но даже она нашла бы в себе силы оставить меня на ночь в камере, лишь бы отбить у меня желание снова нарушать закон.

С другой стороны, если бы я сказал ей о своей невиновности, она бы поверила. Вот как знать?

Эти двое сидят рядом на железных раскладных стульях лицом к телевизору, отец смотрит новости, а сын снова накинул капюшон и уткнулся в телефон. Я глубоко вздыхаю, собираюсь с силами и иду в зал с кофейником в руках. На пути к ним я отдаю мистеру Флоресу сливки, и в голову мне приходит сразу несколько идей, но ни одной толковой.

Может, избегать зрительного контакта? Нет, это будет странно. Может, изменить голос? Нет, они легко это поймут. В итоге решаю просто поменьше с ними разговаривать.

– Кофе? – предлагаю я.

Мужчина поднимает на меня глаза и с теплой улыбкой качает головой.

– Мне не нужно, спасибо, – говорит он и переводит взгляд на сына, который с начала нашего разговора ни разу не оторвался от телефона. Мужчина трогает парня за плечо. – Сынок, хочешь кофе?

Парень раздраженно закатывает глаза и смотрит на меня, недовольный тем, что его отвлекли.

– Не, – говорит он, бросив на меня мимолетный взгляд. – Не буду.

– Хорошо, – отвечаю я. – Зовите меня, если что-нибудь понадобится.

Я отворачиваюсь и собираюсь в кухню, понимая, что по крайней мере какое-то время с людьми в зале не придется общаться. Сейчас по плану мне нужно полить растения, многие из которых принесла сюда тетя Мэй. За ними я слежу особенно тщательно: вовремя поливаю, проверяю, достаточно ли им солнечного света, осматриваю листочки. Поливать цветы – одно из самых успокаивающих занятий в центре П.И.Р., и сейчас я с радостью берусь за это не требующее интеллектуальных усилий дело.

Но вдруг …

– Эй, парень, – слышу я голос пришедшего недавно мужчины. Внутри у меня все сжимается, но я оборачиваюсь, надеясь, что его сыну все равно и я просто отвечу на вопрос и вернусь к поливу цветов. – А где туалет?

Фух, обошлось.

Я киваю в сторону угла, где красуется огромная вывеска: ТУАЛЕТ.

– Спасибо, – говорит он и с виноватым видом, с которым обычно смотрят на водителя, случайно перебегая дорогу прямо перед машиной, бежит к двери уборной. Я снова смотрю на его сына, а он смотрит на меня и недовольно поднимает бровь.

– Вопросы? – говорит он.

– Нет, – слишком быстро отвечаю я. – В смысле, у меня нет. Просто… если захотите кофе или перекусить… зовите меня.

– Не хочу ничего, – бормочет он, снова утыкаясь в телефон. – Из того, что у вас тут есть.

Вот это уже мне не нравится. Звучит как зов о помощи, не очень ясный и почти неслышный для тех, кто не хочет прислушаться. Ему что-то очень нужно, только он не знает, как попросить. У меня появляется чувство, будто он себя чувствует как я на приеме у психотерапевта. Может, ему просто нужен… друг?

– А как тебя зовут, можно спросить? – уточняю я.

– Ты и так уже спросил, – бросает он, на секунду оторвавшись от телефона. – Стивен.

– А я Майлз, – отвечаю я, протягивая ему руку. Он меряет меня взглядом и снова утыкается в экран, но когда я, дрожа, решаю, что он не ответит на мой жест, он вдруг протягивает руку и пожимает мою. На его ладони я ощущаю какую-то жесткую область и пластырь и задаюсь вопросом, остались ли от позавчерашних приключений травмы. Возможно, он поцарапал руки, когда пытался сбежать с места ограбления.

Я заставляю себя улыбнуться.

Пусть из-за его фокусов я чуть не попал в тюрьму, он заслуживает знать, что не только у него в этом мире бывают тяжелые времена. Я задумываюсь, сможет ли шутка улучшить его настроение, хотя и знаю, что с каждой минутой все больше рискую быть узнанным. Но моя задача в центре П.И.Р. именно такова. Помогать людям чувствовать себя как дома. А кто сможет в этом лучше помочь потерянному темнокожему парню, чем другой темнокожий парень, уже не такой потерянный?

– А вдруг? – говорю я, усаживаясь верхом на стул. – Тут многое есть. Например, личное пространство. И свободные уши. Просто скажи.

– У меня на это есть психолог, – горько проговаривает он.

– Кажется, не очень тебя это радует.

– А кого-нибудь вообще радует быть подопытным в эксперименте над мыслями? – горячо чеканит он звуки. – Сидеть на сессиях психоанализа ради пользы для научного сообщества?