Наталья Осояну - Дети Великого Шторма [сборник litres]

Пушки палят без перерыва. Еще два черных фрегата выходят из строя. На борту ~Свободной от оков~ начинается пожар, и она оказывается без защиты; ~Гончая~ и ~Белая кошка~ обороняются от врагов, которые теснят их в сторону. Черный фрегат стреляет, и средняя мачта ~Свободной~ с треском падает, огонь разгорается еще сильней. Черный, развернувшись правым бортом, готовится к новому залпу, который должен смести с ее палубы все живое и неживое, но в самый последний момент с ним происходит нечто странное. Его корпус резко кренится на левый борт, и откатившиеся орудия стреляют намного выше, чем рассчитали те, кто их заряжал и направлял, причем один ствол разворачивается неудачным образом и вылетевшим из него снарядом черному сносит часть корпуса. Он кренится опять, уже на правый борт, и команда в ужасе вопит, видя под водой щупальца огромной твари, похожей на кракена, которая и дергает судно из стороны в сторону. «Полуночный призрак», воспользовавшись смятением, подплывает сзади, и его команда, в которой нет ни одного человекоподобного существа, швыряет веревки с крюками, чтобы перебраться на борт противника и разобраться с ним при помощи клинков, а также клешней и щупалец. Со стороны кормы у черного фрегата пушек нет – и потому он вскоре выходит из боя.

Как и ~Свободная от оков~.

Потери были неизбежны, и все-таки ~они~ чувствуют раздражение и гнев. Один ~их~ фрегат стоит трех или четырех черных, и с учетом того, что ~Северный цветок~, пусть и продолжает битву, мало на что годится, противник пока что выигрывает. ~Они~ чувствуют себя так, словно сели за шахматную доску в конце партии, когда предшественник уже потерял большинство фигур, а противник, наоборот, расположился со всевозможным удобством. Если бы прямо сейчас на борту началась схватка, ~они~ бы ничего не заметили, потому что полностью утратили ощущение собственного тела, взлетев над битвой и обозревая ее с высоты полета человека-птицы. ~Они~ были над битвой и одновременно повсюду там, где она шла: разворачивали и складывали чужие паруса; точней нацеливали чужие орудия и приказывали открыть огонь за миг до того, как это сделал бы навигатор, не наделенный всевидящим оком; торопили маневры, убирая из-под грядущего удара чужие борта. Где-то в глубине сдвоенной души ~им~ казалось, что ~они~ созданы для таких битв. Ни одно предыдущее сражение не могло сравниться с этим. ~Их~ расчеты по мере накопления опыта становятся все точней – и временами кажется, что ~они~ предсказывают будущее.

Только вот оно не предвещает ничего хорошего.

Что ж, раз ~им~ до сих пор не удалось обнаружить флагман, придется прибегнуть к опасной уловке, заготовленной как раз на этот случай…

– Они~ берут на себя управление тринадцатью оставшимися боеспособными фрегатами и начинают череду быстрых маневров, которые вынуждают черные корабли – вернее, сокрытый где-то в их рядах разум – реагировать. К счастью, ветер меняется, делаясь более благоприятным для защитников Росмера, – это удача, на которую ~они~ не смели надеяться. Фрегаты лавируют, словно танцуя, и даже успевают стрелять, но не очень тщательно целясь – суть уловки не в том, чтобы кому-то навредить, хотя это, конечно, не помешает.

Черные дают залп в ответ, и ~Химере~ дырявит паруса, а ~Морской плясунье~ сносит часть фальшборта. Это цена, которую ~они~ готовы заплатить; главное, что никто из оставшихся не вышел из боя. Пока что. Новые маневры следуют один за другим, солнце медленно ползет по небосводу, и без устали парящий в вышине человек-птица внимательно следит за перемещениями кораблей.

Оно происходит… волнами. Всякий раз, когда приходится перестраиваться, отвечая на очередное ухищрение росмерцев, черные фрегаты действуют с разной скоростью: кто-то движется быстрей, а кто-то опаздывает. Так или иначе, они все во власти этих волн.

Кроме одного.

Неужели искомое найдено?..

…~Баловница~ горит. Вертлявый «Полуночный призрак» получает легкое ранение в правый борт. ~Черная звезда~ зарабатывает ядро в корму – в то самое место, которое она заращивала в Лейстесе после нападения кракена, когда еще была «Утренней звездой» и принадлежала Аматейну. Бывший юнга учится с невероятной скоростью, но не может творить чудеса. ~Луна~ пока что невредима, как и ~Невеста ветра~, но ~Небесная подруга~ попала в клещи, и ее вот-вот расстреляют почти в упор с двух сторон.

Пора? Последний козырь в рукаве, самый действенный и самый опасный. Применить его можно только один раз, без права на ошибку – слишком уж высока цена этого маневра.

Что ж, пора.

– Они~ меняют цвет парусов.

Кажется, все поле сражения – даже та его часть, откуда не видно, что происходит в центре, – на миг застывает. Изумрудно-зеленые паруса как будто вспыхивают в лучах солнца и, наполнившись ветром, несут фрегат вперед, прямиком к черному кораблю, который единственный из всех перемещается не в такт волнам, потому что – если ~они~ не ошиблись в предположениях – сам их создает. Когда навигатор этого корабля понимает, что случилось, он принимает единственно верное решение: поворачивает фрегат, подставляя под удар наименее уязвимую часть – нос. Нос, увенчанный костяным выростом, острым и грозным. Любой здравомыслящий капитан, человек или магус, отказался бы от удара, пусть даже прямо под тараном располагалось одно из средоточий разума и прямое попадание могло надолго парализовать фрегат.

Но ~они~ забыли о здравомыслии.

Заставили себя забыть.

Фрегаты столкнулись с жутким треском и грохотом, так что удержаться на ногах не удалось никому. Трубный стон огласил поле битвы – и сорок три черных корабля застыли словно шахматные фигуры на огромной доске.

Уцелевшие росмерские защитники тоже замерли.

Эсме ощутила волну чудовищной боли – совсем не так, как все остальные. На мгновение у нее потемнело в глазах, потом перед внутренним взором возникла картина – два корабля, черный и зеленопарусный, стоящие носом к носу. Она словно видела их глазами Джа-Джинни. Таран «Невесты ветра» вспорол борт флагмана словно нож и, поразив одно из средоточий разума, обездвижил его, как они и рассчитывали.

Таран же самого флагмана…

…вошел «Невесте» точно в левый глаз и, сломавшись, в нем остался.

Тело целительницы охватила предательская слабость. Ноги подогнулись, она рухнула на палубу как подкошенная; все вокруг заволокло странным туманом. Люди кричали, падали, и она знала, что должна им помогать, но не понимала, что именно ей следует сделать. Какая-то часть ее разума бесстрастно отмечала течение времени. Секунды уходили одна за другой, превращаясь в минуты.

Кто-то рядом с ней встал на колени, а потом с трудом поднялся на ноги. Он закрывал рукой левый глаз: сквозь пальцы сочилась кровь. Потом он поднял правую руку – медленно, словно преодолевая сопротивление – и, сорвав что-то с шеи, бросил на палубу. Что-то омерзительно извивалось и испускало предсмертные мыслеобразы.