Виктория Никитин - Неправильная ведьмочка, или Некромант на задании [litres самиздат]

Мария Александрова замолчала, хрупкая спина затряслась от беззвучных слёз. Мы уважительно молчали. Женщину было откровенно жалко, и в то же время, каждый сам выбирает свою участь и строит свою жизнь. В прошлом не было ни её вины, ни Егора, просто каждый в какой-то момент жизни сам делает свой выбор. Всё, что есть сегодня, это лишь следствие нашего вчера, ничего более.

– Что случилось со Светланой? – выдержав положенную паузу, Никита продолжил допрос.

– Умерла. – сухо ответила Мария – Покончила с собой через три дня после ритуала. Я об этом узнала случайно, но Егору ничего не сказала, незачем было тревожить его такими новостями. Она получила по заслугам. – в последней фразе было столько злобы и непрощенных обид, которые эта женщина хранила до сих пор, поедая саму себя уже давным-давно ушедшим прошлым.

– А Захаров и Антохин?

– Уехали. Антохин поступил в университет, говорят, работает сейчас в какой-то крупной компании. А Захар? Слышала, что он где-то в Москве продолжает обманывать людей. Святой церкви на таких не хватает, антихристы.

– Вы знаете, где можно найти родственников Светланы? – тон Никиты был сухим, профессиональным, и лишь сжатый кулак выдавал его эмоции.

– Уехали они, давно ещё. Практически сразу после смерти этой девки, Михалыч забрал младшего сына и укатил куда-то, то ли к родственникам, то ли на заработки, слухи ходили разные. Да и скатертью им дорога. Проклятое семя. Прогнившее.

– Почему? – со время нашего прихода в этот дом я впервые подала голос.

– Что дочка, что папаша, что сынок, все они дьявольское семя. Сестру свою сгубил, в могилу свёл, но улик не нашли и отпустили его. А мы то знаем, что это он её до могилы довёл. Сам чертовщиной занимался. Я была у него один раз, там такой смрад в квартире стоял, он точно трупы своих жертв прятал где-то под полой. Собаки у всех соседей дохли, как мухи, от болезней, он терпеть не мог собак и как только заводил кто-то, долго та не жила. Сынок его ненормальный какой-то. Замкнутый, закрытый, думали, что немой, бывает, стоит на краю детской площадки, смотрит исподлобья на детишек и улыбается. А улыбка его… мороз по коже. Отец его одного надолго одного не оставлял, не знаю, что там было, травма при рождении или просто больной на голову, но доктора часто приезжали, видела, как его в смирительной рубашке забирали. А когда он кошку Лены зарезал, шкуру живьём снял, его хотели упечь подальше, мы писали петиции, даже губернатору писали, но всё без толку, выпустили его через два месяца. А когда Света покончила с собой, и Мальцевы уехали, наш район вздохнул спокойно.

Никита ещё что-то спрашивал, уточнял фамилии и адреса участников прошлых событий, даже выведал, где предположительно они ритуал проводили. И спустя пол часа мы покинули Марию Кротову.

Оставшийся день мы провели за расспросами жителей в попытках выяснить историю событий прошлого. Я не знаю зачем, но Никита словно с цепи сорвался и пытался за несколько часов восстановить полную картину всего, что произошло в тот злополучный день.

– Мы сами делаем свой выбор вне зависимости от обстоятельств – проговорила я, шагая за Никитой в сумерках по городскому кладбищу.

– Не нужно жалости – резко ответил Никита.

– Вина не поможет делу, и ты…

– Я не нуждаюсь в сеансе психотерапии – грубо перебил он меня.

Я промолчала, не выказывая неудовольствия его тоном. Я понимала его чувства, и понимала, что он винит себя в произошедшем с Кротовым. Может быть, будь я на его месте, так же бы реагировала, но так или иначе, Никита не виноват. Всё сложилось так, как сложилось, и даже лучшие из лучших предсказателей не в силах постичь всего узора Вселенной. Никто не знает, как именно наш выбор сегодня повлияет на будущее, в полотне вероятностей и возможностей слишком много нитей, которые человеческий мозг не в состоянии постичь. Мы ещё не научились обрабатывать такое количество информации. Воистину непостижимы пути ЕГО. Так или иначе, было то, что было, и мы не в силах это изменить сейчас.

– Прости – проговорил Никита так тихо, что я еле-еле его услышала.

– Не стоит, я всего лишь хотела…

– Я знаю и благодарен за заботу, но я осознаю свои эмоции, чувства и мысли. Не стоит беспокоиться, это пройдёт.

– Понимаю. Но тогда что мы тут делаем? Ты весь день носился по городу в попытке найти информацию про эту девчонку и её семью, вместо того, чтобы на полных парах в Москву.

– Я понимаю, как это выглядит со стороны, но назови это профессиональной интуицией. Я чувствую, что эта история и наше дело как-то связаны между собой.

«Внутренний голос или чувство вины?» – подумала я, но вслух сказала совсем другое.

– Семь лет прошло с какого-то неудавшегося ритуала, шанс найти что-то спустя столько времени равен нулю.

– Лишь вчера ты угодила в «Молот ведьм», ловушку, которая простояла в чащобе более семидесяти лет, и простоит ещё больше, если её не обезвредить. Прекрати капризы, они лишь мешают.

– Хорошо – вздохнула я, принимая его шаткий, но всё же аргумент.

Капризы? Ну да, капризы. Я не любила кладбища, у меня от них мурашки и обычно посещение этих мест ничем хорошим не заканчивалось. В последний раз скелеты и полуразложившиеся трупы повыскакивали из могил, устроив бальные танцы, я даже думать не хочу, сколько времени и сил потребовалось Вальдемару, чтобы уложить всех обратно. Вот такой я не правильный некромант. Там, где Никита и его коллеги по цеху чувствовали себя в своей тарелке, у меня мурашки по телу шли, а внутри вспыхивало неуправляемое отторжение.

Мы завернули на старую часть кладбища. В вечерних сумерках старые кресты, покосившиеся надгробия казались зловещими. Тёмные тополя, покрытые первой листвой, отбрасывали длинные тени, поднявшийся ветер теребил заросший бурьян, катал сухие, оставшиеся с зимы листья. Было видно, что эта часть кладбища давно заброшена. В сумерках всё ещё можно было разгадать стёртые от времени и дождя имена и даты. Женщины и мужчины, старики и дети, людские жизни яркие, радостные и не очень, когда-то живые, сейчас лишь буквы на косых плитах. Многие даже перестали быть чьим-то воспоминанием, навсегда погребённые под толщею веков, застрявшие в прошлом. Всего лишь уже ничего не значащие буквы на холодном мраморе.

– Не хочу, чтобы меня хоронили – призналась я под веянием эмоции – пусть лучше кремируют.

– А прах развеять по ветру.

– Наверное смешно слышать такое от некроманта?

– Нет, наоборот, очень практичное желание, по-моему. Я тоже в завещании внёс такой пункт.

– У тебя есть завещание? – удивилась я этой новости.

– Да – пожал он плечами, показывая незначительность этого факта – работа у меня опасная, стоит позаботиться о таких вещах заранее.