Дженнифер Доннелли - Железное сердце [litres]

Не сводя глаз со спасительных крон, Софи сделала глубокий вдох и побежала.

Софи сначала услышала братьев и лишь потом увидела их.

Они выкрикивали ее имя. Снова и снова. Громко, на весь лес. Когда до Лощины осталось всего несколько шагов, она различила огни, качавшиеся во тьме, – фонари.

– Я здесь! – крикнула она, слабея от радости. – Здесь!

Один миг, и из темноты вынырнул Йозеф.

– Где ты была? – спросил он ворчливым от тревоги голосом. Потом поднял фонарь и осветил ее с головы до ног. – Что с тобой случилось?

Сапожки Софи едва угадывались под коркой грязи. Подол юбки был изорван – шиповник сделал свое дело. Волосы, утром аккуратно уложенные вокруг головы, разметались по плечам длинными спутанными прядями. Щеки горели от бега.

Тут к ним подбежал запыхавшийся Якоб.

– Мы так испугались! Пришли домой, а тебя нет! – Он обернулся, приложил руки ко рту и зычно рявкнул: – Нашла-ась!

Втроем они пошли к дому. Когда они отворили калитку, остальные уже ждали их во дворе. И у каждого был готов вопрос.

– Почему ты ушла?

– Где ты была?

– Слава богу, что ты жива!

– Может, зайдем в дом? Тапфен так расстроилась, что плачет не переставая, а Вебер от огорчения сжег клецки.

– Простите, что я вас напугала, – сказала Софи, когда они уже подошли к двери. – Я ходила на пруд.

– На пруд, – испуганно повторил за ней Юлий. – Зачем?

– Посмотреть. Вдруг Хаакон ищет меня там, – созналась Софи.

– Глупая затея, – произнес Юлий; его голос звучал сурово, но Софи ясно различила в нем нотки страха.

– Я знаю, – ответила она. – Я их видела. Кости. И тело тоже видела. – Братья мрачно переглянулись, и Софи спросила: – Вы что-то знаете? Откуда в лесу кости? Чьи они?

– Пойдем в дом, Софи, – сказал Юлий устало. – Тебе надо снять мокрую обувь и переодеться.

– Мне не во что, – возразила Софи.

– Ничего, пара лишних штанов и рубашка у нас найдутся. Тапфен принесет. Потом мы поужинаем. Не может же Вебер вечно держать еду на огне.

Входя с братьями в ту комнату, где они обычно переодевались в чистое после работы, Софи едва сдерживалась. Ей нужны были ответы, и у семи гномов они явно были, судя по их лицам. Но они молчали, и Софи, зная, что и без того устроила немалый переполох, прикусила язычок и решила подождать, пока все не сядут за стол.

Сбросив сапоги, Софи прошла в кухню. Там к ней бросились Тапфен и Вебер. Софи расцеловала обоих, извинившись за то, что заставила их волноваться. Братья уже суетились возле стола: одни расстилали скатерть, другие зажигали свечи и поправляли огонь в камине.

Софи немного не дошла до лестницы, когда услышала шепот Иоганна, – думая, что она уже ушла, тот не удержался и сказал Йозефу:

– Это он.

Он говорил совсем тихо, считая, что, кроме братьев, его никто не слышит. Но он ошибся – Софи замерла на полушаге. Обернулась.

– Кто? – спросила она, глядя на Иоганна. – Ты сказал: «Это он». Кто – он? О ком ты говоришь?

Иоганн вытаращил глаза. Понял, что она все слышала. Мямля и заикаясь, он начал плести что-то несусветное, но Софи пропустила все мимо ушей.

– Те кости в лесу… когда-то они были людьми, – продолжила она. – Им тоже вырезали сердца. Как мне. Вы что-то знаете и скрываете это от меня. – Ей снова вспомнились черные глаза, пронзительный взгляд, жестокая улыбка на тонких губах. – Это бледный человек, да? Ты говорил о нем. О том, с рисунка Яспера. Кто он?

Переводя взгляд с одного брата на другого, она словно молила их сказать правду.

И они сдались.

Юлий сложил руки на спинке стула и, наклонив голову, сказал:

– Корвус, Король Воро́н.

Софи разозлилась. Значит, братья действительно скрыли от нее что-то важное. Какое они имели право?

– Значит, это он забрал сердца тех людей, которые лежат мертвые в лесу? Умирая, я видела его. Он смотрел на меня и улыбался. Мое сердце тоже у него? Егерь солгал мне? И вы тоже?

– Нет, Софи, егерь не солгал, – медленно произнес Юлий. – Корвус получил твое сердце. От королевы.

– Откуда вы знаете? – тут же спросила Софи, чувствуя, как в ней растет гнев.

– Когда мы нашли тебя, ты уже не дышала, – продолжал Юлий. – Твоя душа готовилась отлететь. Корвус приближался. С ним была сестра, Круция. Вебер сплел паутину и успел поймать твою душу, но бежать было некогда. Мы спрятались. Тогда-то мы и услышали из уст самого Корвуса, что он пойдет во дворец и заберет у королевы твое сердце.

– Но зачем оно ему?

– Он собирает сердца. И хранит их внутри своего замка, в особой комнате. Сердца лежат в волшебных стеклянных шкатулках, живые и красные, словно только что вынутые из тел.

Софи молча опустилась на скамью у стола. Гнев сменился чувством опустошения. Как будто у нее из-под ног выбили почву.

– Что он делает с чужими сердцами?

– Этого мы не знаем.

У Софи закружилась голова.

– Почему вы не сказали мне раньше, когда я только очнулась?

Юлий поднял голову и посмотрел на нее – впервые с тех пор, как начал отвечать на ее вопросы. Софи увидела слезы в его глазах. Ворчливый, язвительный Юлий плакал. Это напугало ее даже больше, чем все поведанное им.

– Юлий, кто этот Вороний Король? – спросила она. – Откуда он взялся?

– Это никому не известно, – отвечал он. – Но одно мы знаем наверняка: он человек могущественный и опасный, а ты девушка с неправильным сердцем. Люди уходят в Темный Лес, Софи, и многие не находят дороги обратно. Вот почему мы скрыли все от тебя. Вот почему мы хотели, чтобы ты оставалась здесь, в Лощине, где тебе ничего не угрожает…

Голос Юлия стал хриплым и прервался.

За него закончил Иоганн.

– Он забрал Яспера, Софи, – сказал он тихо. – Нашего братика. Мы не дадим ему забрать еще и тебя.

На стол поставили свечи. Все сели. Вебер разлил вино по кубкам.

Говорил Иоганн. Остальные братья молчали: одни смотрели в огонь, другие, потупившись, не сводили глаз со своих кубков. Кто-то зажмурился, словно защищаясь от боли. Все знали, о чем он будет говорить: для них это была не история, а их собственная жизнь.

Зато Софи слушала самозабвенно, подавшись вперед и положив локти на стол. Она уже знала от Иоганна, что Яспер был баловнем семьи, младшим братом, чувствительным и одаренным.

– Он был художником, – говорил Иоганн. – Рисовал что вздумается: корзину яблок, утку на яйцах. И однажды решил отнести свои картинки в Конигсбург – вдруг удастся продать.

Иоганн замолчал и поднес к губам кубок с вином. Его взгляд, обычно задумчивый и кроткий, стал твердым, словно кремень.

– Не вышло, – продолжил он. – Торговцы картинами подняли его на смех. «Кому нужны твои яблоки да утки, – твердили они. – Люди берут портреты знати. А еще охотнее – свои собственные. Позируют в мехах и драгоценностях, взяв их напрокат. Вот этим тебе заняться бы, парень!» Яспер так и не продал ни одной картины. С тех пор его точно подменили. Он стал печальным и тихим. Решил, что пишет не так, как надо, что живет не так, как надо. Спрятал кисти, краски и пристрастился к долгим прогулкам по лесу. Там мы его и нашли. С дырой вместо сердца. За секунду до смерти.