Дженнифер Доннелли - Железное сердце [litres]

Софи всей душой хотела ему верить. Но голос мачехи громко звучал в ее памяти; ему вторил голос Хаакона. Вместе они твердили, что ни один король не может позволить себе быть добрым; что лишь жестокость и страх обеспечивают верность военачальников и повиновение подданных. Ей стало нехорошо при одной мысли о том, что они сказали бы, узнав о ее механическом сердце, которое с такой легкостью выдает все чувства.

– Думаете, у них получится? Я про Иеремию и Йооста? Думаете, они сумеют выкрасть мое сердце?

Юлий выставил вперед ладонь, точно предостерегал Софи: не стоит питать слишком больших надежд.

– Мы не знаем. Потому-то Йозефу и следовало держать свой длинный язык за зубами. Мы были в Ниммермере. Видели, что бродит там в лесах. Иеремии и Йоосту придется проявить чудеса изворотливости, чтобы проникнуть в замок, и им очень повезет, если они выберутся оттуда живыми, да еще с твоим сердцем в руках. Пока они не вернутся в Лощину и не принесут твое сердце, для тебя все останется по-прежнему.

Софи поняла: Иеремия и Йоост вряд ли смогут совершить задуманное.

– И все же я буду надеяться, – сказала она.

Юлий нахмурился.

– Как хочешь, – буркнул он.

Вебер показал на еду, стывшую на столе, и гневно заверещал.

– Да, да, ты прав, Вебер, – тут же поддакнул Шатци, накладывая себе полную тарелку сосисок. – Пренебрежение к еде – оскорбление повара.

Оделив себя, он передал блюдо дальше. Вскоре на каждой тарелке лежала горка ароматной пищи, и все принялись жевать. Ярко горели свечи. В камине потрескивал огонь. Всем – и братьям, и Софи – было так вкусно, что они невольно воспряли духом. Видно, в Темном Лесу не одни ведьмы владели магией – у Вебера ее тоже было в достатке.

Пока все ели, Софи спросила, когда можно ожидать возвращения Иеремии и Йооста.

– Недели через две, – ответил Якоб. – А то и три.

Софи ощутила неприятную тяжесть под ложечкой. Три недели – огромный срок для того, кому осталось жить не больше месяца.

– Никуда не выходи, пока они не вернутся, и не пускай в дом чужих. Король Воро́н может быть где-то рядом, – предостерег Юлий и строго поглядел на Софи. – Я всегда считал, что Яспер прожил бы дольше, останься он дома. Если бы он меньше напрягал сердце, завода могло бы хватить на более долгий срок. А он спешил в Ниммермер, тащился по долам и горам во всякую погоду. Месяц – не так уж много, но больше, может, и не понадобится. Так что береги силы. Сиди тихо и жди, когда вернутся Иеремия с Йоостом. И будь осторожна.

Софи поняла, о чем он.

– То есть я должна сидеть тут, в Лощине, – сказала она. – В лес не ходить. Хаакона не искать.

Юлий кивнул и накрыл руку Софи своей ладонью:

– Не требуй от своего сердца больше, чем оно может дать.

Есть много способов забрать у человека сердце.

И все они в ходу у Короля Воро́н; ему годится любой.

Если можно вырезать сердце ножом, как это сделал я, егерь, он вырежет ножом.

Нет – будет собирать его по кусочкам, как скряга копит свое богатство по монетке, и тогда вместо ножей в ход пойдут обиженное молчание, злые взгляды и остывшая любовь.

Отравленные слова тоже отлично делают свое дело – не хуже ножей кромсают человеку нутро, оставляя в нем пустоту.

В Темном Лесу принцесса смотрит на звезды из окна своей спаленки. Раньше ей часто говорили, что она не такая, какой должна быть. И теперь, когда вместо живого сердца в ее груди тикает и грохочет своенравный часовой механизм, она совсем уверилась в своей неправильности.

За много миль от нее, во дворце, королева глядит в серебряную поверхность зеркала. Ее достоинствам нет числа: она сильна, смела, умна и бесстрашна. Но зеркало никогда не дает забыть другое: что она родилась не мальчиком, а девочкой, не сыном, а дочерью, стала не мужчиной, а женщиной, королевой, а не королем.

А ты тоже боишься своего отражения?

Ты среди тех, кто чересчур? Или недостаточно? Ты вечно ошибаешься? Или никогда не попадаешь в точку?

Послушай меня, дитя. Бойся не себя, а того, кто может увидеть тебя, пока ты с испугом смотришься в зеркало.

Софи отвлеклась от работы и подставила лицо солнцу.

Под глазами у нее обозначились темные круги. С тех пор как она узнала всю правду о своих сердцах, старом и новом, прошло два дня. Она почти не спала все это время. И вдвое чаще, чем прежде, поднималась на чердак, откуда высматривала теперь не только Хаакона, но и Йооста с Иеремией. Она боялась за братьев. Король Воро́н – опасный противник. Что, если он возьмет их в плен? И за себя она тоже боялась. Время играло против нее. Каждая минута приближала остановку сердца. Она представляла себе – почему-то с холодным безразличием – тот миг, когда услышит последнее «тик-так». Что она тогда почувствует? Боль? Страдание? Или просто замрет, как замирают стрелки часов, когда кончается завод?

Откуда-то сверху раздался голос кукушки, прервав ее невеселые мысли. Софи открыла глаза и стала слушать. Она твердо решила хотя бы ненадолго прогнать тревогу и насладиться чудной погодой. Ясное небо ослепляло пронзительной синевой, легкий ветерок веял над садом, принося ароматы лаванды и розмарина. Но теплые лучи солнца уже падали наискось, а значит, скоро придут с работы братья и Тапфен с Вебером вернутся из леса, куда пошли за голубикой.

Софи знала, что должна покончить с шитьем до их возвращения, ведь нужно будет помочь пауку с ужином. Сидя посреди двора на старом одеяле, она штопала прорехи на юбке, изорванной шиповником, когда в панике продиралась сквозь кусты в Темном Лесу. Уже два дня она ходила в старых штанах Иеремии со спущенными отворотами, а под корсет надевала его льняную рубаху. Девушка снова взялась за иглу и продолжила работу. Через пару минут, закрепляя последний стежок, она вдруг услышала у себя за спиной голос и едва не подпрыгнула от испуга.

– Добренького денечка, красотуля! Не желаешь взглянуть на мои товары? У меня много приятных разностей – колечки и брошки, наперстки и ножнички, – и я с удовольствием покажу их тебе!

Софи испуганно вскочила, но тут же успокоилась, увидев бродячую торговку: старуха в потрепанном плаще, с тяжелым коробом за плечами стояла по ту сторону ограды. Седые волосы и добрые глаза сразу располагали к ней. Старуха показалась девушке очень милой, но Софи помнила, что не далее как сегодня утром братья, уходя на работу, строго-настрого наказывали ей даже носа не высовывать за ограду.

– Нет, сегодня мне ничего не нужно, спасибо, – ответила она.

Лицо торговки потемнело. Софи стало жалко ее: такая измученная, худая…

– Что ж, дай хотя бы напиться. Путь такой долгий, в горле совсем пересохло, – сказала старуха и кивнула на колодец посреди двора. – Воды я сама наберу, так что тебе и беспокоиться не придется. Мне бы только войти да посидеть чуток…