Андрей Никонов - Шаг в сторону [litres]

Старик низко поклонился, чуть ли не макушкой в пол уперся.

– Теперь можешь говорить? – Тятьев заглянул мне в глаза.

– Могу, – прохрипел я.

– Смотри, какой ловкий, – боярин повернулся к Ждану, усевшемуся в кресло. – Денежки свои в банк положил, привязку на крови сделал, теперь к Хапилову на поклон идти. А может, ты нам их принесёшь? Да, готов? Видишь, головой кивает. Сейчас он пообещает что угодно, а потом обманет ведь. Обманешь? Головой мотает. Врёт.

– Так, может, его это, в голову мороком залезть, – угодливо предложил Нипифан.

– Дурак ты, хоть и старый уже. Думаешь, не пробовал я? У этого шаромыжника защита стоит, не знаю, откуда. Я даже поверхностно не смог его прочесть. Нет, тут другой подход нужен.

Я рассмеялся.

– Надо же, смешно ему. Ты, Марк Львович, не понимаешь, наверное, куда попал. У тебя теперь есть только два пути. Или ты ведёшь меня в банк и отдаёшь деньги, или я веду тебя к судье. Ты ведь выбираешь суд?

Я кивнул. А что, гордость у меня есть, в банк из принципа не пойду, все равно убьют, а так хоть помру обеспеченным человеком.

– Ну вот зачем тебе это надо? – ласково сказал Ждан. – Отдай наши деньги и гуляй на все четыре стороны. Ты хоть знаешь, что тебе грозит по суду? Север, объясни.

– Для начала, – Тятьев загнул один палец, – ты разгромил лавку честного торговца Лейбы сына Меера, испортил его имущество, деньги с него требовал, угрожал набегом разбойничьим. Потом, нанятый сельским старостой Велием, сыном Силы, подло предал его, нарушив писаный договор. Ну и наконец, за деньги, но без приказной грамоты, оказывал услуги колдовством честному оценщику Милославу Драго-шичу. И все это прикрываясь чужим именем. Порча имущества – двадцать золотых монет, колдовские услуги без приказного разрешения – каждое на пятьсот, итого тысяча, за нарушение магического договора со смертью нанимателя – десять лет в камере, где ты и года не выживешь. Про имя я уже не говорю, и так вон сколько всего набежало. Все, что тебе нужно – отдать тысячу золотых. Выгодная сделка, ты так не считаешь?

– Тысячу, брошь и слугу, – в комнату ворвалась Мила, злобно глядя на меня.

– Что? – Ждан подскочил с кресла. – Ты же её забрала.

В ответ Мила кинула брату блестящую безделушку.

– Ну и что, это она, – Ждан пригляделся, – нет, не понимаю.

– Дай-ка сюда, – Тятьев протянул руку, забрал брошь, поднёс к глазам. Пальцем потёр. Расхохотался.

– Этот парень обманул вас всех. Вот как ты подменил брошь, когда успел?

– Что там такое? – Ждан вытянул шею, пытаясь разглядеть украшение.

– Он сделал где-то копию и зарядил похожим узором. Но сейчас узор слез, теперь это простая безделушка. Сколько ты за неё заплатил?

– Один золотой, – мог бы пожать плечами, пожал. – Камни – стекляшки обычные, металл – железка с золотым покрытием. Ювелиру сказал, что надо знакомую в кровать затащить, тот за двадцать минут управился.

– Ты дура, – заорал Ждан на сестру. – Кого ты вообще наняла, кто додумался прятать брошь в доме?

– Сам дурак, – Мила не собиралась сдаваться, – а кто придумал Шуша к нему приставить?

– Я лично, – Ждан сжал кулаки так, что они побелели, – лично запорю это тупое бревно. Сгною.

– А, ты не знаешь! Этот… этот… на волю твоего Шуша отпустил, попробуй достать его теперь.

Раздались хлопки.

– Браво, – Тятьев, улыбаясь, аплодировал. – Браво. Ab aqua silente cave [4]. Вас выставил идиотами какой-то заезжий мошенник. Нипифан, все готово?

– Ваша милость, там второй тиун. Окольничий вызвал.

– Вот гад, – Тятьев скривился, – все неймётся ему, старому дураку, нос свой суёт куда не надо. Ладно, может даже к лучшему, теперь этот шаромыжник не отвертится, ответит за всё.

– Так что, впустить?

– Ты собрался княжьего тиуна остановить? – рявкнул Тятьев на сжавшегося старика. – Пригласи. Стой! На коленях ползи, слизень, и лебези там старательнее.

– А вы заткнитесь. – Боярин строго посмотрел на брата с сестрой, поводил руками вдоль моего тела, я почувствовал тепло в раздробленных костях и отбитых внутренностях.

– Считай, что это жест доброй воли, – сказал он. – Надеюсь, мы договоримся, когда всё закончится.

Я кивнул, что-что, а договариваться я всегда умел.

– Вот что сейчас будет, – Тятьев доверительно наклонился ко мне, дотронулся пальцами до горла. – Сейчас второй тиун проведёт дознание и объявит приговор. Сделаешь все правильно, и потом мы тебя оправдаем, от свидетельства я откажусь. Не сразу, может, сорок ударов кнутом получишь, глаз выжгут, но не больше. Обманешь и не вернёшь нам наши деньги и вещи, до казни будешь жить долго, но несчастливо, каждый день Нипифан и его подручные будут тебя пытать, а вечером я буду тебя подлечивать. Как тебе такой расклад? Что молчишь? Ах, да, не можешь говорить, так молчание золото. Он думает, что шутки шутим мы тут. Нипифан!

– Здесь, ваша милость.

Первым в комнату вошёл сутулый, невзрачного вида и неопределённого возраста человек в красной хламиде до пола, с унылым лицом, увенчанным очками в роговой оправе, и с жезлом с голубым камнем в навершии, за ним семенили два практически одинаковых молодых человека с прилизанными причёсками, пытаясь поддержать его под руки. Сутулый одёргивал их, но нехотя.

Он кивнул Тятьеву, получив в ответ глубокий поклон, уселся в подвинутое молодыми людьми удобное кресло и сложил руки на тощем животе. Один из молодых людей уселся на полу у него в ногах, разложив на коленях папку и готовясь записывать, другой – установил в углу стойку со странным ажурным прибором.

Следом за ними в комнату зашёл мой старый знакомый и собутыльник, Рокша Мелентьевич, обменялся сдержанными поклонами с Тятьевым, низко поклонился унылому и сел в углу, держа в руках что-то, завёрнутое в чёрную ткань.

– Приступим, – проскрипел унылый. Видно было, что все происходящее не слишком ему интересно. – Боярин Тятьев, прошу.

– Ваша светлость, обвиняется вор, мошенник и убийца, потребовавший княжьего суда.

– Надеюсь, это недолго? – поджал губы тиун. – У меня ещё много дел сегодня. Важных.

– Нет, ваша светлость.

– Кто остальные люди? Назови. А ты записывай.

Молодой, сидевший на полу, что-то строчил в папке, сосредоточенно сопя, другой возле ажурного прибора регулировал какое-то колёсико.

– Я, стольник колдовского приказа боярин Тятьев, свидетели – столбовой дворянин Белосельский, рода бояр Белосельских Великого княжества Белозерского, и дворянин Рокша Мелентьевич Пырьев, семьи Пырьевых рода князей Фоминских Великого княжества Смоленского.

– Обвиняемый, – соизволил обратить на меня внимание унылый, – ты должен отвечать только когда тебя спросят, кроме как «да» или «нет» ничего не говорить. Обвиняемый сознался?