Алексей Полевой - Драконодав [litres самиздат]

– Всё обошлось, – улыбнулся Аделард, – но история прескверная.

– Да, – кивнул Вудсток, – очень подло поступил герцог, может он любимчик короля, но такие бесчестные выходки не проходят даром.

– Боюсь, ему это с рук сойдёт легко, – вздохнул я, – помню на прошлых турнирах он заострёнными копьями дрался и сбивал настоящие шайки рыцарей, но судьи тогда не посмели его изгнать с турнира.

– Попадётся он мне на турнире или войне, – пообещал Вудсток, – уезжаете?

– Да, этот ваш Турень поопаснее поля боя, – усмехнулся я, – ещё раз спасибо за участие в моей судьбе.

– Пустое, – махнул рукой Аделард, – вообще я мог сидеть в темнице сейчас, дожидаясь выкупа по своей дурости.

– Увидимся непременно, – кивнул Вудсток, – рыцари бегают одними тропками, они часто пересекаются.

Было приятно идти по столице свободным и оправданным, зная, что жена поддержит в трудную минуту, а вчерашний враг оказал услугу, практически спасшую жизнь. Шатры вокруг города постепенно исчезали, мы тоже свернули лагерь и направились в замок, подальше от опасностей столицы. По дороге пришлось опасаться засады от герцога – мне он раньше казался благородным и умным, а теперь виделся завистливым пакостником, причём небольшого калибра. Но кроме обычных разбойников, по дороге негодяев не встречалось, а выскочивших на скрип возков бандюг воздели на пики. Вернувшись к себе в замок, я почувствовал, наконец облегчение: стены были крепкими, запас пороха огромным, наёмники Гонсало могли развязать и выиграть небольшую войну с соседним королевством, что говорить о полупьяном войске герцога, если решит сунуться. Однако, по слухам герцог осел в столице, стараясь занять место главнокомандующего в предстоящей войне. Он без стеснения наговаривал на коннетабля – того пожилого герцога де Сен-Поля, бывшего почётным судьёй на турнире, интриговал и всячески добивался своего.

После темницы поместье стало восприниматься как укромный уголок, дорогой сердцу. Прогуливаясь с округлившейся женой вдоль реки, я наслаждался спокойными минутами, без вероломных герцогов и королей. Здесь любой встречный радостно приветствовал меня, благо жилось сытно и вольготно, даже если не уродится хлеб всегда можно было пережить неурожай на продаже винограда, а случись вообще недород – торговля и ремёсла выручат. Люди, всегда находившиеся на грани голода, наконец, стали есть полновесный хлеб, без шелухи и коры, в супах появилось мясо, а одежда стала без прорех. Мой отец ворчал, что забываем «голодную кухню» и привыкаем есть каждый день досыта, заставлял пекарей выпекать хлеб с лебедой и прочими ухищрениями голодающих крестьян. Но, питались мы теперь не в пример лучше, чем раньше, хотя по сравнению с вельможами всё равно весьма скромно. С другой стороны, зачем тратить деньги на засахаренные розы, заморские специи, от некоторых глаза на лоб полезут, наплевать, что статус обязывает сыпать эту отраву в еду. Мы ели хорошо пожаренное мясо и рыбу, свежую дичь, запивали это отличным местным вином, а не привезённым за тридевять земель кислым и модным, хорошо спали, работали усердно и нам воздавалось.

– Юдон опять продаёт кошек под видом зайцев! – пожаловалась кухарка, поднося жаркое, – хотя надо сказать здоровенных кошек.

– Куда продаёт, в замок? – поперхнулся я предположительно мяукавшей накануне зайчатиной, – ему мало колодок?

– В замок, конечно, не продаёт, – успокоила меня кухарка, – я заставляю его одну лапу оставлять не ободранной, чтобы понимать кошатина это или зайчатина, а лодочникам продаёт кошек.

– Скажи всыпать ему плетей как заявится, – вздохнул я, – что за люди такие эти лесники, то с душком принесут, а теперь, видишь ли кошек вообще продают.

– А рыбу какую мелкую привозят! – возмутилась Мария, – я хотела жареной рыбки, а они привезли мелочь, даже в похлёбку негодную.

– Из мелкой рыбы похлёбка самая вкусная, – покачал я головой, – да с рыбой непорядок совсем, велю разобраться.

– Надо конины натушить, – заговорил молчаливый обычно отец, – прикажи забить кобылку.

– Я лошадь есть не буду, не по-христиански это, – нахмурилась Мария, – у нас голод что ли или мы варвары какие конину есть?

– Очень даже вкусно, – сказал я, – мысль недурная, а то надоело всё, конина внесёт в блюда разнообразие, а христианство ни при чём, нигде в Библии не сказано, что конину есть нельзя.

– Всё равно не буду, – ворчала жена, – они такие красивые.

– Кто, лошади? – усмехнулся я, – транспорт, не более, хотя некоторые породистые бывают и умны и хорошо сложены, а так, большая глупая собака.

– Много ты понимаешь, – ехидно сказала жена, считавшая себя большим знатоком лошадей, – я лучше тебя верхом езжу.

– Да пожалуйста, – развёл я руками, – мне лошадь нужна, чтобы пешком не ходить, а плохо я езжу, хорошо, главное куда надо добираюсь быстро и грязь не мешу.

– Всё равно лошади красивые, – упрямилась Мария.

Заезжал Аделар, очень занятый своим университетом. Он приглашал итальянских преподавателей, учёных и художников. Немногие соглашались, хотя некоторые наоборот были счастливы убежать от бесконечных войн южных княжеств и тамошней кровожадной публики. Любое оскорбление заканчивалось тем, что собирались родственники и знакомые посчитавшего себя оскорблённым и шли вырезать родственников и знакомых оскорбившего. Кровавая вендетта продолжалась до последнего человека в роду, убивали женщин и грудных младенцев. А княжества и королевства италийские, невзирая на крайнюю просвещённость учёных и художников вели себя пресквернейшим образом: скупали германских наёмников и устраивали постоянные войны. На дорогах бесчинствовали разбойничьи банды, готовые перебить даже сильный отряд, покажись им добыча заманчивой. Воевавшие в италийских походах пропитались духом кровожадности и привезли уже на север обычай собираться по нескольку человек и дырявить друг дружку, называя это благородной дуэлью. Благородством сие назвать было сложно – победитель забирал коня, оружие и сапоги побеждённого, больше походило на обычный грабёж, многие этим промышляли чуть не ежедневно. Поэтому, бегущие от кровавых южных нравов, учёные мужи были в шоке от северных зим и свирепых нравов северян.

Впрочем, для университета подобралась достойная компания, включая и учёных монахов, желающих преподавать светские науки. Многие были естествоиспытателями, изучали звёзды, алхимию и астрологию, старались добыть философский камень или хотя бы понять механизмы древних римлян. Студенты в университете должны были изучать математику, химию и литературу, вместо обычных религиозных предметов, что преподавали в той же Сорбонне. Аглицкие университеты в Гринвиче, а основанный позднее бежавшими от войны учёными Кембриджский университет отдавал предпочтение светским наукам и вполне преуспевал, что уж говорить о Болонском университете. Даже сарацины имели университеты, но там они занимались изучением святых писаний, а не хирургией и морским делом. При всём уважении к церкви, простым людям знание псалмов в жизни пригождается мало, а умение правильно вырыть ирригационную канаву или болото осушить – нужно постоянно. У его светлости был учёный муж, так ловко устроивший канал, что оросил целую долину, до сего покрытую чахлыми клочками травы, а после запросто приносившую даже виноград.