Павлина Морозова - Лес видений

С этими словами, не дожидаясь ответа, лисица развернулась и затрусила в сторону леса, и не успел рыжий хвостик скрыться среди деревьев, как с печи донеслось громкое утробное сопение.

Немила снова осталась одна. Не коря себя за доверчивость, но сетуя на то, что не успела отблагодарить Сестрицу за составленную компанию, она ступила за ворота Денница-града в полной уверенности, что отныне их с лисой пути разошлись, зато совсем скоро сойдутся с суженым.

И не думала она, не гадала, насколько сильно суждено ей ошибиться в своих суждениях. Но тут уж – тс-с-с, молчок! – скоро сами обо всём узнаете.

Шагала Немила от ворот и дивилась: так вот он какой огромный, град-то! Дома все минимум в три этажа, а то и в пять, и в семь! Голову задрала, что аж шея заболела, а неба толком не видно, только эти причудливые мелкие облачка, что светятся то красным, то зелёным, то голубым, бегают во все стороны, как живые!

И думалось ей: как же в этих избах живут, как делят между собой горницы со светлицами? А уж о хозяйстве и вовсе думать страшно!

Ведут ли здесь вообще какое-либо хозяйство?

Но даже эти огроменные, высоченные избы терялись рядом с главным теремом-теремком, что был выше и шире любого другого строения в округе. Наверняка, его из любой точки града видать – думала Немила и смело шла вперёд, на время отринув думы про Соловья, про клубок и про единственное пока что существо, которое оказалось к ней добрым – лису.

В граде поначалу было пустынно, но вот ей наконец-то начали встречаться люди. Она же не решалась с кем заговорить, то ли оттого, что напрочь отвыкла от людей, то ли оттого, что многие из обитателей тридесятого не так уж походили на представителей рода человеческого.

Они были разные, некоторые выглядели очень обычно, на иных хотелось взглянуть несколько раз, и каждый раз их вид вводил в изумление: вот идёт по улице старушка, а моргнёшь, на месте старушки уже молодая девица, отвернёшься, а за твоей спиной уже с хохотом бежит малявка.

Но были и иные, на которых смотреть совсем не хотелось. Самые что ни на есть противоестественные смеси: песиголовцы, наполовину люди, на другую половину скот, хвостатые, рогатые, мохнатые…

Немила старалась не заглядываться на других, чтобы не навлечь на себя беду. Удавалось с попеременным успехом – народу столько она в жизни не видела, глаза то и дело разбегались в разные стороны. Благо, дорогу не нужно было спрашивать, так что она шагала себе и шагала. В своём мире Немила уже давно бы выбилась из сил, но тут, в тридесятом, что-то странное творилось с расстояниями. Всё казалось очень далёким, но только ты начинал идти, так оказывалось, цель твоя куда ближе, на расстоянии в два прыжка два шажка.

Вот и сейчас дома кончились как-то уж очень неожиданно, и выбралась она на гигантскую круглую площадь, совершенно, к тому же, пустынную. Прямо посередине площади темнела громадина терема. Он весь был подобен горе, выросшей посреди выкошенного подчистую поля. Немила поразилась простору, какой никак не ожидала встретить в скрученности града с его узенькими ходами-улочками.

Она замедлила шаг и стала благоговейно подкрадываться к терему. Удивительно, но ни одно из окон соседних теремов-теремочков не выходило на площадь. Глухие стены обступали со всех сторон, и на самом главном тереме тоже не виднелось ни одного окошка. А самое обидное, что и двери Немила нигде не узрела.

Она и протянула руку. Холодным был тот терем, но не из камня сложенным, а из брёвен чёрных. Незнамо сколько железных деревьев было спилено заради строительства этого и других теремов в округе, но здесь, похоже, в железных деревьях недостатку не было.

Немила пошарила руками по стене, везде, где могла дотянуться, постучала, постояла-подождала какого-нибудь ответа и пошла дальше терем обходить.

Обошла она терем со всех четырёх сторон и вернулась к началу своего обхода. Отошла она тогда подальше, села лицом к терему и стала так сидеть, пялясь прямо перед собой, и гулял её взгляд сверху вниз, справа налево, пока в громадине глухих чёрных стен не узрела единственное отверстие, что располагалось под самой крышей. А увидела она его только из-за того, что осветилось оно, буквально на мгновение, и тут же погасло, слившись со стенами. Но окошко то располагалось столь высоко над землёй, а значит, пробраться туда не было никакой возможности.

По крайней мере, если ты не птица, или если у тебя нет ступы. Почему Яга не предложила свою ступу? Тогда Немила быстренько бы слетала до терема, да и суженого сверху искать быстрее и сподручнее.

А теперь что? Кукуй тут внизу, размахивая никчёмной косой из волос, да ори во всё горло безо всякой надежды, что твои крики вообще долетят до такой выси.

– Марья! Марья! Марья Моревна! МО-РЕВ-НА! Меня прислал твой старый друг Ворон! Он сказал, что ты можешь помочь!

Она подпрыгивала, колотила по стене терема кулаками и отбивала пятки сапогов. Она отбегала от терема, до изнеможения вглядывалась в окно, не промелькнёт ли силуэт, не зажжётся ли в его глубине приветливый, пусть и слабый, светоч. Она сорвала горло, но всё безуспешно. Она даже возвращалась обратно, туда, где ходили люди и не только оные, пыталась обратиться к ним с просьбой помочь, но только обнаружила неприветливость и грубость местных жителей.

Вернувшись, Немила снова потопталась под окном, а потом уселась прямо на голую землю и запричитала.

– Ай-яй-яй, ой-ой-ой…

Причитать хорошо, когда тебя слышат и видят, а впустую, без зрителей, какой смысл стенать и жаловаться? Так и не снизошёл никто до стенаний бедной Немилушки, и тогда бедняжка остервенела, вскочила на ноги, кинула на землю Марьину косу и уже занесла ногу, чтобы топтать, топтать, топтать, однако…

Однако случилось непредвиденное. После соприкосновения с землёй коса внезапно начала увеличиваться в длине и одновременно с этим вытягиваться вверх, но не к солнцу, как росток, а чуть наискосок. Прямёхонько к окошку.

Немила хлопнула себя по лбу и рассмеялась. Ай да она, ай да молодец! Ну, держись, Марья, будь ты хоть Моревна, хоть кто! Купола серебряные ждут!

Подъем стал настоящим испытанием. Волосы под ногами скользили, носок сапога едва пролезал в переплетения косы, руки быстро уставали. Не дойдя даже до середины, она повисла на руках, как вдруг до ушей донеслась прекрасная птичья трель, тонкая и звонкая, звонче той, что издаёт любая земная птица. Немила не знала, о чём песня, но ей почему-то хотелось одновременно смеяться и плакать, праздновать жизнь и преклоняться перед смертью, а потом перед её глазами как наяву возник портрет царевича, такой же, как в избе у старосты, изображённый вполоборота, с перстом, указующим вверх.