Ричард Бэккер - Великая Ордалия [litres]

Итак, колдуны великих южных школ сперва захватили вершины четырех гор, в своей невообразимой дряхлости давно превратившихся в дюжину. Первый и самый низкий в их череде джаврег казался подобием пандуса, поднимавшегося к остальным пикам, которые теснились друг к другу, словно сама земля сжала пальцы в грозящий небу кулак. Второй пик в череде, Мантигол, был самым высоким. Отсюда Саккарис узрел чудовищную величину всей Орды целиком: поднятая ею Пелена охряными клубами лежала на нижних путях и просторах мерзким, полным кишащих насекомых пятном, образованным исходящими яростью и ужасом бесчисленными кланами, простираясь до самого края мира. Третьим был Олорег, опущенные плечи и расколотая голова которого создавали настоящий лабиринт проходов между южными и северными склонами Уроккаса. За ним Ингол, чья выпиравшая в море громада венчалась горбатой вершиной, с которой открывался вид на неопрятную груду Антарега и Даглиаш.

Каждая школа удерживала свою, подвергавшуюся бесконечному штурму вершину, словно последнее пристанище, молотя и кромсая оскверненные лиги вокруг. Молнии выбеливали склоны – слепящие нити, пронзая и охватывая шранчьи тела, превращались в сияющие четки. Вздымались увенчанные гребнями драконьи головы, видения, извергавшие пламя, которое зажигало тощих, как свечи. Подчас зрелище казалось нелепым – шатающиеся от усталости старики бродили по венчающему склоны гребню, оступались, падали, проклинали свои ободранные голени и ладони. А подчас – достойным легенд: лик горного кряжа, целиком объятого пламенем и светом, низины, ущелья и склоны, пылавшие, будто политые смолой. Шранки сами собой валились в погребальные костры, местами уже образовавшие уступы – дюны из окровавленных тел, едва способных гореть. Сами твари были истощены: голые, с опухшими суставами, выступающими ребрами, изогнутыми фаллосами, упиравшимися во ввалившиеся животы, – они пребывали в безумии от ярости и голода, они казались наделенными истинно птичьим проворством, словно их тела потребляли содержимое их же костей. Многим адептам довелось испытать ни с чем не сравнимый ужас, когда целые банды шранков прорывались сквозь все низвергнутые на них гибельные бедствия и обрушивались на Обереги, взламывая их, словно стая помешавшихся обезьян. Но мертвенно-бледные твари всегда отступали, убегая в любую сторону, сулившую им безопасность. Орда, обладавшая лишь примитивным разумом, свойственным оравам и стадам, толпилась у подножия Уроккаса, все более и более уплотняясь, привлеченная надеждой на поругание и резню, но перепуганная таинственными проявлениями разрушительной мощи, обрушивающимися сверху. Адепты, обороняя проходы и тропы, угнездились на каждой вершине, устроив там временные лагеря, где колдуны могли заняться своими ранами и восстановить силы. Человеческого голоса здесь нельзя было услышать, даже если кричать прямо в ухо. Какофония колдовских завываний беспрестанно сливалась в единый причудливый гул, в котором не было слышно ни одного привычного слова.

Горы, одна за другой, были вырваны из лап Орды. Багряные адепты защищали напоминавшую бычью голову вершину Йаврега, с ужасом наблюдая, как омерзительные скопища отрезали им единственный путь к отступлению. Колдуны Мисунсай заняли величайшие из высот Мантигола, другая их группа отправилась на помощь своим собратьям из прочих анагогических школ. Имперский Сайк удерживал островки искрошенных разрозненных скал, именовавшихся Олорегом; им даже в большей степени, чем прочим школам, пришлось отбивать беспрестанные яростные атаки. Тем временем Завет очистил пологие уступы и вершины Ингола сверкающими бритвами Абстракций и набросил на склоны горы шаль, сотканную чародейскими тройками из искрящегося гностического света. Наконец, когда и день, и силы его людей подошли к концу, экзальт-маг остановил наступление и принял меры для удержания достигнутого.

Повсюду мир пятнала клубящаяся в воздухе грязь. Она возносилась вверх, поднятая переступающими ногами и царапающими когтями ярящихся миллионов. Но кое-где ее не было. Саккарис всматривался в огромный разрыв в Пелене, в прореху, уходящую столь же глубоко, сколь высоким было раскинувшееся над ними небо. Брешь, в которой виднелись море, скалы и каменистая земля. Ясность, прозрачность этой прорехи казалась неестественной, столь чист был в ней воздух в сравнении с теснящейся вокруг гнилостной Пеленой. Длинное, подобное изгибу клинка, русло реки Сурса едва угадывалось за мутью. Даглиаш, воздвигнутый поверх Антарега, казался разобранным до остова кораблем, плывущим по гребню приливного шранчьего моря.

Пространства меж Антарегом и захваченными колдунами вершинами переполняла шипящая густая ярость – растворяющаяся в покрове Пелены безумная мозаика, в каждом из неисчислимых кусочков которой визжала тысяча перекошенных лиц, свистела тысяча клинков, скалилась тысяча ощеренных пастей.

Избавляясь от страха, вызванного открывшимся зрелищем и сжигавшего его собственное сердце, Саккарис поднялся на самую высокую вершину Ингола, чтобы сплотить прочие школы. «Надеюсь, вы голодны», – послал он весть своим собратьям, великим магистрам.

Так много Мяса.

Затем он послал сообщение своему святому аспект-императору.

О том, что, как пожелал их владыка и Бог, школы захватили горы над Даглиашем и, не считая Антарега, весь Уроккас теперь за Великой Ордалией.

Обнадеженные, они остались ожидать следующего рассвета, который, вне всяких сомнений, обернется для них тяжким и кошмарным трудом, таким же как в этот день, когда на все четыре вершины бросались мельтешащие омерзительные толпы и попадали под потоки и струи убийственного света. После заката люди Ордалии, все как один, преклонили колени на опустошенной земле и, глядя на озаренные вспышками пламени вершины, молили Бога укрепить стойкость своих братьев-чародеев, дабы завтрашний день не принес им всем погибель.

В ту ночь они спали в доспехах.

Пусть даже он и лжив, но ведь все это реально…

Пройас и Кайютас ехали бок о бок, раскачиваясь в седлах, окруженные каждый своей свитой. Отряды и колонны пехотинцев быстрым походным шагом двигались окрест. До самой фиолетовой дымки, окутавшей южный горизонт, простиралось море – бесконечная вереница темных волн, на гребнях которых виднелись сияющие нити – отблески утра. С севера, по правую руку, проступали сквозь вуаль Пелены идущие чередой на запад вершины Уроккаса – они казались всего лишь тенями гробниц. Жутковатые огни увенчивали их – мерцающие вспышки далекого колдовства. Могучий поток из людей, знамен и оружия затопил полоску суши между горами и морем – слава Трех Морей топтала землю боевыми сапогами, спешила со всей живостью уродившихся Мясом прямиком в челюсти Мяса большего.