Ричард Бэккер - Великая Ордалия [litres]

Нин’килджирас невольно отступил.

– Ско… – начал он, но тут же поскользнулся на пролитом им самим масле.

– И что же? – вопросил герой, крепостной башней возвышаясь над королем нелюдей.

– В порядке ли… – начал узурпатор, пытаясь подняться на ноги, но снова поскользнулся и упал теперь на Харапиора. – В порядке ли твои мысли? – спросил он, принимая наконец вертикальное положение.

Вокруг великана воцарилось молчание. Собрание ишроев и квуйя наблюдало за происходящим оцепенев; даже самые изменчивые из них почтительно моргали, ибо из общей могилы, которой была Гора, восстала сама ее память.

– Вижу, тут у вас беспорядок…

По какой-то причине эти слова слегка успокоили Нин’килджираса. Серва впервые заметила тело, обмякшее в могучей левой руке героя.

– Какой же именно?

– Латы, в которые ты облачен…

Король нелюдей посмотрел вверх и после недолгих колебаний выпалил:

– Это подарок!

– Золото, что сияет… – прогудел древний герой. – Оно мне знакомо…

Нин’килджирас промолчал.

– Я часто возвращаюсь к нему в своих воспоминаниях… часто.

В руке его лежал человек с льняными волосами… неужели?

– Оно гнетет меня, – прогрохотал владыка Стражи.

– После того как ты покинул Гору, время было неласково к нам, – выговорил Нин’килджирас ломающимся от напряжения голосом. – Я последний из рода Тсоноса, по…

– Реките мне, о братья мои! – тяжко обрушился голос. Герой повернулся к собравшимся. – Какое несчастье могло бы извинить бесчестье настолько предательское!

Нелюди Иштеребинта молчали, не находя слов.

– Поведайте же это тому, кто пожрал десять тысяч свиней!

Крик его переполняла темная страсть, интонации выдавали отвращение, боль и ощущение измены. Многие среди собравшихся осмелились положить ладони на рукояти мечей. Нин’килджирас отступил и оказался позади оцепеневшего Харапиора. Серва заметила стражников, пробиравшихся сквозь начинавшую редеть толпу.

– Скажите тому, кто расточил века, заново переживая золотой кошмар – золотую непристойность!

Без какого-либо предупреждения герой-великан шагнул прямо к ней и с легкостью существа гораздо меньших размеров опустил принесенного бездыханного человека между ней и ее братом. Затем, не обращая внимания на подступавших охранников, владыка Стражи указал толстой, с дубовый ствол, рукой на внука Нин’джанджина. Серве не нужно было видеть его лицо, скрытое шлемом, чтобы понимать, с какой яростью он сейчас усмехается.

– Скажи мне, – прогремел владыка Ойрунас, – как получилось, что Подлые стали править Горой?!

Обвинение прогремело над зияющим провалом Илкулку, а герой воспользовался этим мгновением, чтобы извлечь из ножен свой чудовищный меч Имирсиоль. Противоположная сторона помоста ощетинилась сверкающими клинками. В глазах Харапиора засияли чародейские Смыслы. Но великан ударил в потолок, разбив целый легион каменных фигур, вниз посыпались камни – а с ними на залитого маслом короля нелюдей обрушился дождь искр.

Показались первые огоньки, призрачные. Тем не менее Нин’килджирас взвыл и начал в панике гасить пламя обеими руками. Слой масла на золотых чешуях занялся.

Король нелюдей вспыхнул, как факел, завизжал, как недорезанная свинья. Харапиор бросился к нему на помощь, однако пламя немедленно перескочило на украшавшие его шею скальпы. Он начал бить себя по груди, по шее… и оказался вдруг раскроен пополам легендарным Молотом Сиоля.

– Вот и конец! – прогудел владыка Стражи, заглушая общие вопли, смеясь и плача одновременно.

Нин’килджирас еще метался и визжал. Соггомантовое золото чернело.

И тут, описывая дугу, непонятно откуда вылетела точка небытия – брошенная в нее хора, поняла Серва. Но она не могла даже пошевелиться! Она могла лишь проследить движение этой точки на фоне хаотичного перемещения разбегающейся толпы. Хора упала на решетку прямо перед ней и, стуча, прокатилась по кривой канавке к ее лицу – небытие, сулящее небытие. Удар пошатнул помост, где-то с хрустом лопнул металл, и все сооружение накренилось, завалилось налево. Хора остановилась в половине локтя от лица Сервы. Следуя взглядом за пальцами, обхватившими пустоту, она увидела Сорвила: лицо его было ободрано, из ссадин текла кровь, синие глаза напряженно разглядывали ее.

– Вот она! – уже лишь только смеясь, пророкотал владыка Стражи. – Вот она, наша участь, – пожирать самих себя.

И вдруг Лошадиный Король улыбнулся. Хаос воцарился под Небом, что под Горою – смерть, крики, – но она не отводила глаз от Сорвила, ибо он был реальным…

Как и грязная окровавленная ладонь, что он поднес к ее лицу.

Ладонь воина.

– Пой, – прохрипел он так, что она услышала это слово за всем шумным смятением, и вытащил черную шелковую тряпку изо рта ее и из горла. Она отдышалась, втянула в себя вкус дыма и войны. Пахло жареной бараниной.

И запела, явив жуткое наследие, полученное от своего отца.

Ни во времена владычества Кенейской империи, именуемые Ближней Древностью, ни в эпоху Древности Дальней – во дни Трайсе, Священной Матери Городов, – никогда прежде не видывал мир подобного собрания, подобного сосредоточения мощи. Шранки были наконец оттеснены к отдаленным углам Инваула, и адепты Школ Трех Морей надвигались на них. Сама земля, курившаяся дымами под поступью магов, рассыпалась в прах. Они обернули свои лица тканью, пропитанной экстрактом шалфея и лошадиной мочой, дабы притупить вонь гнилостных испарений. При этом вздымающиеся валы идущих в бой колдунов полыхали овеществленным отторжением, исходящим от их призрачных Оберегов, сочетаний висящих в воздухе колдовских знаков и поэтичной каллиграфии устремленных к восходящему солнцу росчерков огня. Их возносящийся хор терзал слух, обращал взоры куда-то к невидимым сторонам света. Словно единая сущность, шли они с убийственным напором, тысяча колдунов в своем сане , похожие каждый по отдельности на плывущий в воздухе полевой цветок, распускающийся лепестками немыслимого цвета, но при этом взрывающий заступом чародейства поруганную и оскверненную землю.

Распростершаяся огромной пальмовой ветвью Пелена поглотила все, кроме тусклых вспышек и мелькающих огней.

Адепты исчезли из виду, но шранки продолжали сгорать.

Поднявшиеся ужасающей вереницей на оскаленные клыки Уроккаса колдуны скорее следовали вдоль хребта за отступающими массами Орды, нежели прочесывали местность, как поступали во время Жатвы. Возглавляя Завет, их вел сам экзальт-маг Саккарис, разрывавший в клочья возвышенности и потрошивший низины геометрическими сплетениями Гнозиса. Темус Энхору и его Сайк шествовали рядом, как и Обве Гёсвуран и его Мисунсай. Слепой некромант Херамари Ийок в своем паланкине следовал за ними, ведя в атаку рать Багряных Шпилей. Ничто не могло уцелеть на раскинувшихся перед ними склонах. Изгладились даже макушки гор, а склоны их превратились в каменную мешанину. Колдуны могли бы сделать свой путь ровнее, создав под собой фантомы тверди, но скалящиеся тут и там обрывы в этом случае грозили бы им смертью. Посему адепты сошли с небес, как только очистили от шранков местность внизу, обнаружив, что твердь настоящая чересчур вероломна.