Владимир Корн - Адъютор [litres]

Вовсе не против, но не думаю, что получится. Хотя кто его знает…

– Все было замечательно, Даниэль! – Стояло позднее утро, и Сантра собиралась покинуть мои покои. – Настолько замечательно, насколько возможно вообще. Да, вот что еще хочу сказать тебе на прощанье. Она действительно любила тебя. Любила так, как только женщина может любить мужчину.

И без объяснений было понятно, что речь идет о Клариссе. Любил ли я ее? Был рад видеть ее улыбку, слушать ее голос, целовать ее, не говоря уже обо всем остальном. Но любил ли я Клариссу по-настоящему? Наверное, нет. Иначе бы мне и в голову не пришло задавать себе этот вопрос. И все-таки я обязательно найду ее убийцу, или убийц, сколько бы их там ни было, и отомщу каждому.

– К сожалению, сама я любить не способна.

– Ты просто еще не встретила своего мужчину.

И я для тебя точно не он. Мне было с ней замечательно. Но мы были нужны друг другу для единственной цели, и я отчетливо все понимал.

– И не собираюсь его встречать. – Она на мгновение умолкла, словно решаясь. – У меня другой путь. Знаешь, что именно нужно мне? Нет, не семья, заботливый и любящий муж, дети, дом, о котором говорят – полная чаша. Когда-нибудь я стану Старшей Матерью. И ради этого пройдусь по головам, буду прыгать из постели в постель, лгать, плести интриги, травить ядом, делать всякие другие плохие вещи, но обязательно ею стану! До свидания, Даниэль, – уже совсем другим тоном завершила Сантра.

– До свидания.

Наверное, я должен был сказать что-то еще, но уж слишком поразил приступ ее откровенности.

Сантра исчезла за дверью, ее шаги становились все тише и тише, пока наконец не затихли. Старшая Мать есть только в Доме Вечности. В нем вообще одни только женщины. Что, наверное, символично – вечность и те, которые дарят новую жизнь. В этом, наверное, вечность и заключается. Только отчего Сантра мечтает возглавить Дом? Настолько честолюбива? Что-то еще? Но, по крайней мере, у нее в жизни, в отличие от меня, есть цель. Которая и определяет смысл существования. Иначе мы слишком будем походить на животных.

– Даниэль, ты уверен, что это были именно они?

Клаус выглядел неплохо, несмотря на то что тоже провел бессонную ночь. С той лишь разницей, что я провел ее с женщиной, которой долго добивался, в то время как они в компании с Виктором нашли сговорчивых артисток варьете.

На одном из столиков стояла шахматная доска – куда же Клаусу без нее! Туда я и направился, чтобы убрать часть фигур, выставив другие наугад. Не слишком беспокоясь, что не получится, ибо комбинаций в шахматах куда больше, чем в фехтовании, и на что-нибудь обязательно будет похоже.

– Что это?

– Этюд Бонлера.

– Точно он?

Клаус смотрел на меня так, как будто я пытался его оскорбить.

– Точно. Но если поменять местами две эти фигуры…

– Как-нибудь потом. Сейчас смотри на меня внимательно.

После чего сделал несколько па, похожих на танцевальные. Застыл на миг и сделал снова.

– Различия видишь?

– Ну… – промычал сар Штраузен. – Как будто бы выглядят одинаково.

– Как же одинаково, когда между ними масса различий! Они вообще принадлежат двум разным школам. Южной, из Кагверда, и западной, из Лавустена.

Услышав знакомые названия городов, он наконец-то сообразил, что речь идет о фехтовании. А затем понял уже и все остальное.

– Извини, Даниэль, что позволил себе сомневаться в твоих словах. – Еще бы раскаяние в голосе услышать, но его не было.

Так-то оно будет лучше. Но это еще далеко не все.

– Господа, – обратился я к присутствующим в комнате Виктору сар Агроку, Курту Стаккеру и прочим, – прошу извинить, но на некоторое время вам придется оставить нас одних. – И, едва они только вышли, сказал: – Клаус, сейчас ты расскажешь мне все, что знаешь, и даже то, о чем только догадываешься.

– Или?

– Или звони в колокольчик, проси слугу, чтобы он принес тебе письменные принадлежности. Хотя могу передать послание господину сар Штраузену и устно. Не думаю, что доберусь до столицы прежде королевской почты. Но, возможно, у тебя найдется нечто такое, чего нельзя доверить даже ей. Слово чести, дальше меня не пойдет никуда!

– Пора тебе уже повзрослеть, дорогой Даниэль. – Клаус стоял спиной ко мне и передвигал по доске фигуры, чего-то там добиваясь.

Сейчас он удивительно походил на отца. Нет, не внешне, тот старше его на много лет. Клаус поздний ребенок и появился, когда его уже не ждали. Такой же голос – мягкий, ровный, но в то же время требовательный. И еще он сказал то, что много раз я говорил ему сам.

«А меня кто-нибудь спрашивал? Мне это нужно?!» Я пыхтел, готовый в любой момент наговорить злых прощальных слов, громко хлопнуть за собой дверью, вскочить на Рассвета и отправиться в Гладстуар, не откладывая ни на минуту. И плевать на все последствия, которые обязательно будут.

– Или желаешь кончить, как Огюст?

Огюст сар Аставиль был одним из моих предшественников. Лучшим фехтовальщиком Ландаргии. Сейчас он в инвалидном кресле, после того как шпага угодила ему в позвоночник. Нет, это произошло не от моей руки, я для этого слишком юн, и мне ни разу не довелось скрестить с ним клинки.

После него лучшими считались сразу два человека – сар Энтс и сар Буйоль. И у них все не получалось выяснить между собой, кто первый. Затем сар Энтс нелепо погиб. Конечно же на дуэли, когда у него повело ногу при выпаде и его сопернику ничего не оставалось, как воспользоваться ситуацией. Какое уж там благородство, когда речь идет о жизни и смерти! Их поединок я видел. И до сих пор не нахожу для себя ответа: как на месте его противника поступил бы сам? Сделал бы шаг назад, давая возможность сар Энтсу встать в позицию, или воткнул шпагу в удачно открывшуюся ямку под левой ключицей, когда клинок войдет в тело примерно на треть, проткнув по дороге сердце.

Сар Буйоля я победил легко, и даже, по словам очевидцев, блистательно. Тем самым заняв место на самой вершине. Тогда-то и начались разговоры: кто из нас бы победил, если бы я и Огюст сар Аставиль встретились в годы его расцвета? Не знаю, но абсолютно уверен: тот таинственный незнакомец из переулка разделался бы с Огюстом не менее легко, чем со мной.

– Нет, оказаться на месте Огюста сар Аставиля я не желаю.

Хотя бы по той простой причине, что он – владелец крупного состояния. Ему есть на что существовать и платить тем, кто о нем заботится. Огюст, кстати, написал мемуары, которые пользуются огромной популярностью, я и сам приобрел экземпляр. В них он описывает все, что предшествовало каждой дуэли, что думал, чувствовал и как действовал. Занимательное, должен заметить, чтиво.

Что произойдет в таком случае со мной? Из сострадания меня приютит кто-нибудь из дальних родственников, поскольку близких нет. Люди если не бедствующие, то ведущие счет каждой монете. Дальше начнется жалкая жизнь, когда основным занятием станет непрестанно выражать им благодарность за то, что не покинули в трудную минуту.