Вадим Панов - Не видя звёзд

– Здесь ящеров точно нет.

– Я не тебя спрашивал, – буркнул Аксель.

– А я ответил, раз уж ты сам настолько невнимательный, что не заметил поменявшийся гербарий.

– Поменявшийся что? – не понял Крачин.

– Гербарий.

– Ты имел в виду растительность?

– Всякая растительность рано или поздно становится гербарием, – рассудительно ответил астролог, извлекая из кармана мешочек, распространяющий запрещённый на всех планетах Герметикона запах. – Тебе не предлагаю, тебе нельзя.

Крачин вздохнул и бросил быстрый взгляд на рыжую. Увидел на её губах улыбку и решил уточнить:

– Я заметил, что растительность изменилась.

– Здесь выпадает снег, – выдал Квадрига, позволяя себе то, что запрещено на всех планетах Герметикона. Громко чихнул и добавил: – Ящерам здесь будет холодно.

– Они могут впадать в спячку.

– Полагаю, наши биологи это уже выяснили.

– Каким образом?

– Они как раз препарируют одного из них.

– Таким способом можно узнать, впадает ли животное в спячку? – удивился Аксель.

– Вижу, это твоя первая неисследованная планета, да? – с ухмылкой осведомился астролог. – Многое в диковинку.

Ответить Крачин не успел: Кира прошептала очень короткое слово, весьма ёмко отразившее внезапно охватившее её изумление, и резко повела машину вниз.

– Что случилось?

– Цеппель на горизонте.

И Аксель с трудом удержался от повторения услышанного слова.

– Один из наших?

– Север адмирал отдал нам! – напомнила рыжая, продолжая резко снижаться. – Здесь не может быть наших!

– Проклятье!

– Именно!

– Они нас видят?

– Надеюсь, не успели.

К счастью, именно в этом месте бесконечный лес рассекала широкая река, и Кира опустила паровинг предельно низко, вела его над водой, скрывая за высокими деревьями. Да и цеппель шёл уходящим курсом, строго на северо-восток.

– Пойдём за ним?

– Заметят, – качнула головой рыжая. – Их курс понятен, доложим командору – пусть он примет решение.

– Хотелось бы знать, что это за цеппель, – пробормотал Крачин.

– А мы знаем, – прошептал бледный как мел Галилей. – Мы, чтоб меня разорвало, знаем.

И попытался затянуть на мешочке узел. Безуспешно попытался.

– Ты его узнал? – встрепенулся Аксель.

– Это доминатор «Аппердон». – У астролога дрожали не только руки, но и губы. И, как следствие, голос. – Флагман Тринадцатой Астрологической экспедиции.

– Ты в этом уверен? – тяжело спросил Помпилио.

– Абсолютно. – Квадрига шмыгнул носом, но взгляд не отвёл. – Я не ошибся.

– Ты видел цеппель издалека и мельком, – прежним тоном продолжил дер Даген Тур. – Да, по силуэту и размерам стало ясно, что ты видишь доминатор. Но почему «Аппердон»?

– Командор дер Ман-Дабер приказал выстроить на «макушке» небольшую башню для наблюдения за звёздами. Я не видел такой конструкции ни на одном другом цеппеле.

– Допустим, – кивнул Помпилио. – Теперь вопрос: откуда он здесь взялся?

Галилей пожал плечам, вызвав дружный вздох у собравшихся в палатке офицеров.

Экстренные и необычные новости, которые доставили вернувшиеся в лагерь разведчики, заставили Помпилио собрать на совещание всех капитанов и старших офицеров «Амуша»: первых – по правилам, вторых – по привычке и чтобы Дорофеев не тратил потом время. Причём собрал он их лично, не пожелал общаться с помощью рации, и в результате дер Шу, Капурчику и Алецкому пришлось возвращаться на землю в «корзинах грешника».

Доклад разведчиков они выслушали внимательно, не перебивая и не комментируя, а когда Кира закончила, подождали реакции Помпилио, который обратился к Галилею за естественными в таких случаях объяснениями. И лишь после этого принялись делиться своими мыслями.

– Теперь враждебность неизвестных очевидна, – произнёс Жакомо. – По всей видимости, они захватили некоторые вымпелы Тринадцатой экспедиции, чтобы…

Старый капитан запнулся, поскольку не продумал, кто и с какой целью захватил корабли Тринадцатой.

– В этом случае становится понятным, почему вернулся только один цеппель: видимо, это единственный корабль, который сумел уйти, – пришла ему на помощь Кира. – Возможно, было сражение…

На рейдере «Пронырливого» отсутствовали повреждения, которые можно получить в бою. А стволы всех орудий были чистыми. – Помпилио помолчал. – Я читал подробный отчёт.

– Тем не менее «Аппердон» здесь и следит за нами.

– Неужели верят, что сумеют заманить нас в ловушку? – удивился дер Шу.

– Скорее надеются, – уточнил Капурчик.

– Нам неизвестны их планы.

– Мессер? – поднял брови Дорофеев.

Однако объяснений Базза просил не для себя, а для тех капитанов, которые не умели понимать Помпилио с полуслова.

– Возможно, мы уже в ловушке, – спокойно ответил дер Даген Тур. Он прекрасно понял своего капитана, поэтому смотрел не на него, а на других офицеров. – А поскольку косвенные признаки указывают на то, что противник знал о нашем появлении, мы оказались в ловушке до того, как прыгнули на Мартину.

– А Тринадцатая? – спросила Кира.

– Прекрасный вопрос, – одобрил дер Даген Тур. – Именно это нам предстоит выяснить.

– Из ловушки? – скептически поинтересовался Капурчик.

– Да, – спокойно ответил Помпилио. – Тебя что-то смущает?

Галанит оглядел заулыбавшихся лингийцев, сообразил, кем выставил себя перед ними, вздохнул и покачал головой:

– Нет… – Мгновенно опомнился и уточнил: – Нет, командор!

С тех пор как эскадра отделилась от Экспедиции, все капитаны и вообще все члены экипажей вернулись к привычному обращению «мессер». Даже выходец из республиканского мира Алецкий после некоторых колебаний, вызванных в первую очередь непривычностью обращения, стал говорить «мессер». Принятое в Астрологическом флоте «командор» продолжал употреблять только галанит. Это никого не смущало, однако капитаны внимательно следили за тем, чтобы Капурчик о нём не забывал.

– Я предлагаю выстроить стратегию поведения, исходя из предположения, что экипаж доминатора не засёк паровинг. Будем считать, что «Аппердон» не хотел показываться и мы случайно узнали его курс.

Доминатор шёл на северо-восток, то есть отклонялся от определённого для эскадры направления, и все понимали, что Помпилио предстоит принять непростое решение, поскольку Галилей просил идти к полюсу. С другой стороны, «Аппердон» всё равно шёл на север, и поскольку память к Галилею пока не вернулась, вполне возможно, он говорил не конкретно о полюсе, а в целом о верхних широтах. Там, где холодно.