Адам Пшехшта - Губернатор [litres]

– Конечно, – сухо подтвердил Рудницкий. – И что теперь?

– Ничего. Вы можете уйти в любое время, – сказал Проклятый. – Но я повторю: если мы договоримся, от этого выиграют обе стороны.

– Кузен, – отозвалась Анастасия. – Было бы неплохо их выслушать…

– Молчи! – сказал он, видя, что девушка открыла рот. – Это мое решение и моя ответственность! Если я захочу узнать твое мнение, я спрошу. То же самое касается Анквича и Виктории. Есть возражения?

– Никаких, – ответил за всех Анквич.

Рудницкий окинул его подозрительным взглядом, но в голосе Анквича было слышно только искреннее одобрение и… уважение.

– Начнем с ваших хваленых преимуществ, – обратился алхимик к theokatáratos . – Первичную материю я могу и сам достать, и с врагами мы справляемся. Нам не нужна ваша помощь.

Зав прикусил губу, но не отвел глаз.

– Это не совсем правда, поскольку, входя в анклав, вы каждый раз рискуете жизнью, – ответил он. – А мы могли бы доставлять вам первичную материю, когда только пожелаете. Ну и с врагами может случиться разное. Что если на свободе окажется кто-то такой, как Самаэль? Кто его остановит?

– Армия, – ответил алхимик.

– Сомневаюсь, – парировал Проклятый. – Уж точно не та, что сейчас находится в Варшаве. Она тут ненадолго.

– Не понял, – вмешался Анквич. – Что вы имеете в виду?

– Приближается перелом, – ответил Зав. – Не могу сказать конкретно, поскольку мне не хватает знаний вашего мира, но в одном я уверен: эти солдаты скоро уйдут.

– Немцы оставят Варшаву? Бред! – заявил Рудницкий.

– А если так произойдет, вы измените свое отношение к моему предложению?

– Я подумаю, – буркнул алхимик. – Однако это только часть проблемы. Намного сложнее с гарантией, что вы не тронете никого с той стороны барьера.

– Мы не даем никаких обещаний, – покачал головой Проклятый. – Мы же должны защищаться.

– Кузина? – спросил Рудницкий.

– Пусть принесут присягу в Круге, – сразу же ответила девушка. – Пообещают, что ни на кого не нападут первыми. И в случае чего они примут твое наказание.

– Какое, к черту, наказание?

– В спорных делах. Кто-то вынужден будет это разрешить, – сказала она. – И кто же, если не ты?

– На что-то такое мы можем согласиться, – осторожно сказал Зав. – С одним условием: это должно касаться и второй стороны.

– То есть?

– Если мы станем объектом агрессии кого-то из людей, вы накажете и его. Я имею в виду ситуации, не требующие немедленной реакции или защиты жизни.

– Но у меня нет такой власти, которая позволила бы мне выполнять функции судьи! – запротестовал Рудницкий.

– Формально – возможно, но наш договор и так неофициальный. И еще одно, прошу не затягивать с решением. Как я уже говорил, барьер вокруг анклава не является для нас большой проблемой. Если мы придем к выводу, что предоставлены сами себе, то не гарантируем безопасности жителей Варшавы. И нет, это не угроза! Обычная констатация фактов. Мы же должны будем как-то управляться с той стороны, добывать деньги и документы. А без вашей помощи… – Он развел руками.

– Разве что-то такое вообще возможно? – спросил алхимик Анквича. – Достать документы? Я только аптекарь, а не мошенник!

– Мне кажется, что на этот вопрос скорее ответит Виктория, – дипломатично сказал Анквич. – Я мало разбираюсь в таких вопросах, хотя слышал, что это не так трудно, как кажется.

Виктория кашлянула и пожала плечами.

– Никаких проблем, – коротко сказала она. – Я знаю людей, которые могут это уладить.

Как заметил Рудницкий, девушка не выглядела напуганной встречей с theokatáratos . Она скорее создавала впечатление ребенка, который остался без присмотра в магазине сладостей.

– Если немцы оставят Варшаву, я рассмотрю ваше предложение, – сказал Рудницкий.

– Ладно, это уже недолго, – буркнул Проклятый. – Еще одно, если мы захотим с вами связаться, то отправим посланника.

– Какого посланника?

– Его.

Алхимик стиснул зубы – на плече Зава появился черный ворон. Птица склонила голову и посмотрела на Рудницкого красным, как рубин, глазом. В памяти всплыло четверостишие старого поэта, которое в детстве ему читала мама:

Хугин и Мунин скитаются по миру Каждое утро, снова и снова, Я всегда боюсь, что мысль прервет полет и память верность мне не сбережет.

Мама… Анна, или, как она сама говорила о себе, Анна Эриксдоттер. Несмотря на то что прошло столько лет, а воспоминания из детства поблекли, словно старая почтовая марка, Рудницкий знал, как она выглядела, – в кабинете отца всегда висел портрет улыбающейся девушки с ямочками на щеках, с глазами цвета морской волны. Сейчас он находился в сейфе отеля вместе с остальными семейными реликвиями.

– Достаточно будет сказать ему то, что вы хотите передать нам, и он все повторит, – сказал Зав, вырывая алхимика из воспоминаний.

– Понятно, – пробормотал Рудницкий, вставая из-за стола. – Нам пора идти. До ворот недалеко, но в случае осложнений…

Зав остановил его жестом: у алхимика создалось впечатление, что они общаются только им известным и незаметным для других способом.

– Не будет никаких осложнений, – сказал он через минуту. – Мы проследим.

– Если вы нас будете сопровождать, то немцы это заметят.

– Не заметят, – заверил мужчина.

Позолоченные солнцем улицы казались совершенно пустыми – ни один из Проклятых не вышел с ними из комнаты, однако Рудницкий ощущал неприятный мороз на спине, словно кто-то следил за каждым его шагом. Сначала он держал оружие наготове, но по мере приближения к барьеру его настороженность ослабевала.

Когда он заметил охранную башню, беспокойство полностью исчезло, и алхимик перевесил «мосинку» через плечо. Даже если сильнейшие из theokatáratos – вспомнить хотя бы Самаэля – едва выдерживали близость серебра, то тут на них уже никто внезапно не нападет.

Словно вторя его мыслям, огромные ворота открылись, и фон Трош вышел навстречу.

– Что с патрулем? – спросил он.

– Мы не нашли никаких следов, – ответил Рудницкий. – Однако я думаю, что они мертвы. Возможно, мы в следующий раз что-то найдем.

– Не будет следующего раза, мы закрываем анклав, – проинформировал хмуро фон Трош. – У нас нет выхода – россияне перешли в наступление и прорвали фронт.

Алхимик недоверчиво покачал головой, однако Зав оказался прав: идут перемены…

Рудницкий дернул на себя металлическую ручку, и двери огромного бронированного сейфа неохотно приоткрылись, еще одно усилие – и он увидел сложенные на полках банкноты, серебряные слитки и стопки золотых и серебряных монет. Алхимик открыл большую шкатулку и высыпал в нее горсть марок, отчеканенных по случаю двадцатипятилетия брака княжеской пары фон Ангальт. Один из отельных гостей заплатил ими по счету.