Александр Ермаков - Явление Зверя

Не задерживаясь у парадного въезда, направились, по указанию квартирмейстра на задний двор. Был он еще пообширнее, но располагалось в нем множество разных строений, и уже много толпилось приезжего народа. Был там птичник, куда от греха подальше загнали, обычно свободно разгуливающих, кур да индюков. В глубине попахивало свинарником да козлятником, и голоса их постояльцев создавали визгливый звуковой фон. Размещались и конюшни для рабочей скотины, и хранилища заготовленных впрок дров, сена, фуража, всяких материалов и инструментов. Были там и особые помещения для различных мастерских, необходимых дя хозяйства такого большего замка — столярной, кожевенной, кузницы. Была и каретная мастерская, куда и направил свою повозку расчетливый Мунгрен. Ведь надо использовать время с толком, пора ремонт произвести, благо за грауденхольдский счет, не из своего кармана. Это намерение, премногосогласно встреченное Гильдой, местный каретник вовсе не разделял. И без Мунгрена сунулись к нему прибывающие гости, и не только всякие там балаганщики, но и экипажи высокородных господ подкатывали, а руки— то, только две. На всех не наработаешь, так что не взыщите, ступайте— ка себе с миром и не приставайте болше к занятому человеку. Расстроился было старый Мунгрен, да тут Гильда вышла, стала мастера убалтывать, намекать, что не совсем задаром прийдется ему колеса крутить, они люди понятливые, порядочные, отблагодарят за труды. Уговорила бы она его, или нет, неизвестно, да зашел в мастерскую Сигмонд. Посмотрел на каретника своим взглядом холодным, рыбьим. Да не так, как копошащийся в тине карась зенки свои мутные пялит, или, к примеру, как карп, когда камышины сосет, чмокая. Смотрел он глазами изверга водного, по-щучьи заглотно, когда висит она в омуте неподвижной колодой, и вдруг как рванет, как бросится, и нет карпа, то ли того же карася, всего разом и уела.

И не стало мочи больше мастеру спорить, не стало сил отнекиваться. Втихаря сплюнул в угол, да знак тригона на себя положил. — Хромой Ник с ними, с высокородными, обождут, закатывай свой воз. — А про себя решил, что надо побыстрому все сработать, только бы не видать больше злопротивную эту харю, этот взгляд омутный.

С уважением взирали Гильда с Мунгреном на витязя и, закатив в мастерскую телегу, отправились, сопровождаемые замковым квартильером, в отведеные для них жилища. И тут не обошлось без маленького скандала, не обошлось без вмешательства Сигмонда. Наконец договорились таким образом — Мунгрен с Олвином поселились в общей, человек на сорок комнате, а Сигмонд со своей спутницей в, хоть и маленьком, но отдельном помещении.

В этот день съезжались в основном люди нанятые, редкие благородные гости, да и те из мелкопоместных. А вот на следующий день кавалькада за кавалькадой въезжали в широкие ворота высокородные лорды. Много было блеску, хоругвей, бунчуков и прочей мишуры. Но наибольшей помпой отличилось прибытие клана Скорены.

Впереди на буланом коне ехал герольд в сопровождении двух трубачей. Они что есть мочи трубили в свои горны, возвещая замковой охране о прибытии своих властелинов. Поодаль за ними в конном строю ехали воины в кожаных колетах, в кильтах цветов Скорениного клана с пиками в руках. Блестела начищенная кожа доспехов, сверкали стальные наконечники пик, гордо развевались вымпелы. После них двигался отряд пеших копейщиков, за ним, оглашая окресности дикими звуками боевых мелодий клана шли волынщики. Их сменил новый конный отряд, за которым знаменосцы торжественно несли хоругви, штандарты лордовы и символы власти. Овеваемые знаменами, в окружении оруженосцев, чванно выступали сами лорды Скорены — старший и младший, на белых конях в парадных доспехах,с коронами на головах. Рядом ехал наследник титула — сын младшего Скорены. Противу обычаев было быть одновременно двум лордам в одном клане, да таковы Скорены, такова их властолюбивая натура, тщеславие непомерное, что по таинственной смерти прежнего лорда, главенство поделили дядька с племянником. Позади сюзеренов ехали гридни с обнаженными мечами, но не сверкали булатные клинки в солнечных лучах. Обагрены они были свежей человеческой кровью. Не одну безвинную жизнь оборвали господские псы ради утехи непомерной гордыни хозяев, что бы устрашить всех зрителей торжества могушественности зарвавшегося клана. Следом на паланкинах несли крепконогие рабы высокородных жен и дщерей лордовых. С ними конно и в экипажах ехали фрейлины и другие менее знатные дамы. Потом опять конники, а за ними, под завывания волынок и барабанный грохот двигались наемные отряды, после катились обозные подводы, шли слуги. Позади, вызывая удивление у встречающих, двигались возы, укрытые рогожей, из нутри доносились человеческие стоны и свирепое рычание диких зверей. Замыкали шествие очередной отряд пеших копейщиков и конных кланщиков.

Побелела лицом Гильда, видя самодовольсто въезжающих Скоренщиков, плотно губы сжала и сквозь напрягшиеся веки смотрела ненавидящим взглядом. Удивился Сигмонд, ему этот парад показался не столько проявлением могущества, сколько пародией. И строй воины держать не умели, и шли не в ногу, и, вообще, все было гротескной, бездарной попыткой показать царское величие, там где было одно чванство возомнившего невесть что ничтожества.

Встретить знатных гостей вышел сам лорд Грауденхольдский, обнял вначале старшего, потом младшего Скорену, повел их во дворец. Но улыбки и объятия не были чистосердечны, таилась за ними обоюдная злоба и недоверие. Два самых могущественных клана в земле Бореанской давно ревниво присматривали друг за другом. Оба, превзойдя силы законного герцога, метили захватить слабый трон, и оба интригами и кознями препятствовали в этом друг другу. Но всем было ясно, что не может долго происходить эта борьба подспудно, что предстоит им вскорости сойтись в кровавой распре. Кто победит в предстоящей войне угадать не получалось. Вот и приглядывались внимательно владетельные гости, решали на чью стать сторону, с кем союз окажется выигрышным, а с кем катастрофой. Для того и приехали. Но и соперники вербовали себе союзников. От того и прибыли к своему недругу в гости лорды Скорены, от того и вся показная пышность их въезда. Вот затем и устроены Грауденхольдским лордом все эти торжества, затем и созвал столько гостей, что только в его твердыне и могли уместиться.

И правда, велик был Грауденхольдский замок и все в этом замке было огромным и неуклюжим. Налево от дворца лорда протянулись людские постройки. Там же распологалась и вместительная трапезная, где окромя постоянных столов для грауденхольдской челяди, были сделаны временные — установлены деревянные козлы, на них сверху положены длинные доски, которые плотник не удосужился хоть как-нибудь обстрогать, потому занозились эти столы щепками, шершавились обзелом. Так же были выполнены и лавки для сидения. За этой, на скорую руку сделанной мебелью питались артисты, люди приезжающих лордов и другой званый в замок, но особо не примечаемый, народец. Велика людская трапезная, да и в ней всем места не оказалось. Во дворе столы прежним макаром сколотили, питали там гостей совсем уж завалящих. Подавалось в грубых глиняных мисках. Видать местный гончар был не старательнее плотника. Но миски эти были вместительны и насыпалось в них щедро. У огромных котлов от темна и до темна, чтоб такую прорву народа прокормить, суетились объемные телом стряпухи. Истопники, по широким загривкам их судя, мужья поварих, денно и нощно, надсадно прикряхтывая, топорами махали, рубили дрова на поления, их чумазые отпрыски, из мелких, подносили дрова, пытались сопеть по-отцовски. И все для того, чтоб топить печи было чем. Чтоб над жарким пламенем варились жирные щи, где мяса поболее, чем квашенной капусты, чтоб румянились хлеба, чтоб жарились козлячьи бока, да упревала каша, томились соусы и все прочее, что наминает без меры — ведь надармак, многая, на праздник съехавшаяся сволочь. Народ бедный, в сытости не всяк день живущий, и от того падкий до господского угощения. Однако же велел лорд Грауденхольдский кормить всех без изьяну, до насыщения. Чтоб лицом в грязь перед своими высокородными гостями, а паче перед Скоренами, не ударить, чтоб показать богатство и славу знатного Грауденхольдского рода. Оттого и покрывалась потом вся лордовская челядь, оттого трещали зуботычины, да звенели оплеухи и уже побаливали кулаки у управителя замкового и его помошников. А еще боле болела голова у ключника и кладовщиков многих кладовых и погребов лордовых. Ведь столько народу пришлого, на руку не чистого в замке нынче ошивается, как бы чего не сперли, по своим возам не растащили, по котомкам не позапихивали, из добра господского. Да и свои, грауденхольдцы, тоже, знамо дело, людишки лихие, к воровству способные, что плохо лежит, без надзору строгого, враз утащат, глазом моргнуть не успеешь. Сегодня-то праздник, лорды гуляют, а завтра прийдется держать ответ у суровой старухи, матери лорда, хозяйки всего замкового добра. Та даром что стара и на глаза ослабша, а воровсто чует нюхом и спрашивает за это о-хо-хо как. Вот такие то дела.