Сергей Южук - Узник плоти

– Да, я странник. И я прибыл… издалека.

Пауза. Свечение сферы. Монотонное биение сердца.

– Ты говоришь, издалека, Рафаил… – снова заговорил старейшина. – На сколько далеко твой дом? Ты прибыл морем из дальних стран? Тогда где твои спутники? Вы потерпели крушение?

Саман смущенно прокряхтел что-то невнятное.

– Прости мне мою грубость, Рафаил. Я не представился. Мое имя – Коху. Я старейшина этой деревни, которая, к слову сказать, носит название Бамоа, и глава клана Танцующих Звезд, – Коху указательным пальцем ткнул в нашивку клана, расположенную на его шелковой рясе, на левой стороне груди, прямо на уровне сердца. Нашивка представляла собой узкий древесный лист. Рафаил поневоле продолжал придерживаться стратегии «замри».

– Мы из расы людей, как видишь, – то ли в шутку, то ли всерьез ляпнул Саман, появляясь из-за спины старейшины.

– Это почтенный Саманчи, житель деревни и мой старший брат. Это он нашел тебя без сознания на границе Бамоа и любезно приютил в своем жилище. А потом пошел ко мне и сообщил о своей необычной находке.

Рафаил взглядом метнул разноцветные молнии на Самана.

– И все-таки, юноша, изволь поведать нам, что с тобой приключилось? Не суди строго меня за мою настойчивость, но времена нынче напряженные, ты наверняка слышал о нашествии Болотных Жителей, я уже молчу про странные события, которые происходят по всей округе… Как глава клана я вынужден соблюдать осторожность… изволь, – слегка повелительным тоном заключил Коху.

– Я… да, вы правы. На меня напали жители болот. Я заблудился. Я совсем один, совсем один здесь…

– Так я и думал! – нахмурив брови, вскрикнул Коху. – С этой напастью пора что-то делать!

И тут Рафаил, опять же неподконтрольно, вдруг начал глубоко дышать, словно задыхаясь самим кислородом. На вдохе и выдохе он издавал хрипящие звуки, будто загнанная лошадь. Он запрокинул корпус назад, опершись руками о койку. Саман и Коху в рефлекторном импульсе сделали шаг вперед, но не успели они подойти к гостю, как он вскинул вперед руку в инстинктивной попытке защититься от угрозы, которую он, скорее всего, увидел в людях, столь резко приблизившихся к нему. Они тут же отпрянули. Так уж получилось, Рафаил вытянул руку аккурат в направлении сферы, висящей под куполом хижины, и тут случилось страшное.

Сфера задрожала, будто теряя стабильное состояние. Словно заметавшаяся канарейка в клетке, она начала дергаться, а потом в мгновение ока заполнила ослепительным голубым светом все помещение. Уши пронзил страшный писк. Все трое закрыли их ладонями и истошно закричали, зрачки подкатились кверху, старые братья упали на колени. Так продолжалось несколько мгновений, пока Рафаил не потерял сознание, снова позволив темноте заполнить и склеить, словно смолой, все вокруг.

– Жребий брошен.

Верховный Архивариус неумолимым взором глядел в чашу измерений. Вокруг нее собрались трое. В чаше вращался водоворот бесформенной белой субстанции, из которой, однако, при знании дела можно было считывать информацию со всех пятнадцати измерений, уровень за уровнем вплетенных в каркас мироздания.

Луч внимания Метатрона пронизывал двенадцать верхних измерений и освещал три самых нижних – земной трехмерный мир. В его глазах вместо зрачков горели два синих огонька вращающихся галактик. Сияющий силуэт заслонял неописуемую панораму глубокого космоса. Но для этих созданий глубина была одновременно высотой, вечность – мгновением, сознание – бушующим благодатным пламенем.

Сааров окутала светящаяся эллипсообразная сфера, которая поддерживала их статичное присутствие, тем самым позволяя направить поток мысленной энергии в концентрированное русло. Сферу спроецировал и поддерживал Аф – среди обитателей Единого Измерения он был одним из тех, кто мог преобразовывать энергию Первородного Света в различные осязаемые формы. Снаружи сфера излучала яркое белое свечение, но внутри переливалась красным, голубым и зеленым цветами, так что светящиеся силуэты присутствующих были бы легко различимы стороннему наблюдателю. Твердой опоры под ними не было. В работе физических законов Единого Измерения материя играла далеко не первую роль. Чаша измерений так же парила в пространстве, плавно покачиваясь и иногда резко и мелко сотрясаясь от воздействия потоков энергии, излучаемых саарами.

При пристальном рассмотрении в этих существах можно было различить фигуры, почти не отличающиеся от человеческих, разве что они были исполинскими в сравнении с людьми и обладали более изящными и мягкими очертаниями, окутанными ореолом яркого белого света.

– Ты хорошо понимаешь, что он натворил, Метатрон. Проявление свободной воли у любого из нас влечет за собой образование брешей в Завесе и аномалии в процессах формирования материи! – Кальмия, несмотря на глубокое почтение к Метатрону, решительно напомнил о том, что было важнее всего прочего.

– Неужели ты помыслил, Кальмия, что я забыл законы Вселенной? Мы все подчинены им и не можем выбиваться из всеобщего потока бытия. Но Рафаил как-то смог. Как-то и зачем-то он это смог. Кроме того, я слышу громкую поступь смены эпох. Вселенная перерождается. И не исключены отклонения от привычного уклада вещей.

– Мы все ее слышим, брат, – вступил в дискуссию Аф.

Строго говоря, обитатели Единого Измерения не используют слова в обычном понимании, понимании человеческом. Слова им не нужны. Те, за кем мы наблюдаем на бескрайних просторах своего воображения, вещали вибрациями самой Вселенной, понимая друг друга на глубочайшем уровне бытия. И тем не менее им были не чужды определения и понятия, используемые менее развитыми расами. Знакомы им были и эмоции, отражающиеся на их лицах в момент переживаний.

Однако эти эмоции являлись чистым проявлением течения жизни разумной Вселенной, и даже озадаченность, которая лежала на лицах этих высших существ, была одухотворенной и не противоречащей естественному порядку вещей. Не порождающей тревоги и страха. Обитатели Единого Измерения были свободны от страстей. Но неприятный инцидент поколебал текущий порядок вещей. Хотя, с другой стороны, можно ли чему-то удивляться, когда во Вселенной бесчинствует Хаос с его безумными слугами?

– Рафаилу повезло, что он получил шанс прожить земную жизнь. Там есть много приятных вещей, – купол сферы весело замерцал в танце оттенков, когда заговорил Аф.

– И много вещей, находящихся на противоположном полюсе от понятия «приятный», – резонно заметил Метатрон.

– Вечно ты выражаешься абстрактно!

– Именно, Кальмия, – Метатрон плавно повернулся в сторону Кальмии, обратив на него суровый взор, которому придавал еще большей суровости длинный диагональный шрам, пересекающий лицо, словно след от шасси самолета, совершившего аварийную посадку на кукурузном поле. – Вечно. И намерен еще столько же.