Петр Воскресенский - Хеймдалль

Снег падал хлопьями, ветер усиливался. Юноши брали в руки копья и по очереди подходили к жрецу, который опускал руку в освященный таз с кровью, затем касался их лба и указывал той же багровой рукой в глубокую темную чащу. Так каждый уходил в свою сторону. Перед Кольгримом встал один молодец со светлыми волосами. Жрец указал рукой в чащу, но затем, обеспокоившись, быстро остановил его, поскольку заметил, как тот сжал что-то в своей руке. Он бережно раскрыл его холодную ладонь, там лежал амулет. Старик молча и грозно взглянул на парня. Глаза юноши наполнились страхом в ожидании своей участи – сейчас его прогонят с неслыханным позором! Однако жрец смиловался и строго произнес:

– Это будет нечестно к себе же самому, мне придется это забрать. Ты должен сделать все сам, только тогда боги устремятся помочь тебе.

Тому пришлось лишь кивнуть в ответ и слиться с мраком, ограждающим рощу. Кольгриму тоже вручили копье, и босой, он боязно зашагал по скрипучему снегу во тьму.

Как только свет костра пропал из поля зрения, ему преградил путь тот самый человек, уличенный жрецом в обмане. Он совершенно спокойно и обыденно предложил:

– Будем держаться вместе и дело пойдет быстрее, да и веселей, не так ли? Меня зовут Глум.

Кольгриму не хотелось нарушать священный ритуал и уж тем более позорить свою родню, поэтому, не представившись, честно ответил:

– Прости, но обманывать богов я не стану.

Кольгрим собрался было пойти дальше, но глаза Глума испуганно забегали, и он снова остановил его, развернув за плечо.

– Слушай, будь другом, мне бы просто остаться в живых и все! Даю тебе слово, я обязательно отвечу тебе взаимностью, если поможешь, конечно… у моего отца самые богатые земли, богатейшие!

– Мы тут замерзнем насмерть, пока ты пустословишь!

– Прошу, тебе же лучше! – умолял Глум.

– Зачем мне брать слово того, для кого скот и золото важнее? – высокомерно отрезал Кольгрим и пошел своим путем.

Прошло уже семь из девяти дней, а Кольгрим так никого и не обнаружил. Усталый, измотанный, голодный, он из последних сил передвигал свои нывшие синие ноги. Кожа иссушенная, стянутая, изрезанная настом, ныла от боли. Оставив одежду на дереве, он был подобен потерянной душе, блуждавшей в поисках нового тела. И даже щедрые семьи, принимавшие его на ночлег у жаркого очага, как почтенного гостя, – не ободрили его дух. Но он продолжал идти дальше, опираясь на копье. Кольгриму неописуемо хотелось где-нибудь просто прилечь под каким-нибудь широким стволом, порой ему казалось, что вот-вот потеряет сознание. Ему пришлось снова сменить направление в сторону ближайшей дороги для поиска приюта. И в таком состоянии, балансирующем между бодрствованием и забытьем, Кольгрим усердно продолжал двигаться, порой ударяя себя по лицу, чтобы не заснуть.

Не смотря на малую известность отца, к его роду несомненно принадлежали почтенные люди, стяжавшие удачу, ведь долго ему идти не пришлось. Вдруг он заметил маленькую землянку, укромно прижавшуюся к огромному дубу, который бережно оплел своими корнями жилище. Кольгрим из последних сил постучал в дверь. Ему открыл какой-то заводной и ехидный старик с седой бороденкой и телом тридцатилетнего круто слаженного мужа.

– Здравствуй, путник, меня зовут Хермод! – представился чудной отшельник. – А тебя как зовут?

Кольгрима удивило это имя, но от истощения, не проронив ни слова, он быстро переступил порог, проглотил кашу и закусил окороком вепря. Затем уснул крепким сном.

Кольгрим старался разглядеть в небе тлеющие угли Муспельхейма 10 10 Угли Муспельхейма – звезды. Муспельхейм – один из девяти миров, земля света и огня, где живут огненные великаны. , чтобы не заплутать во мраке ночного леса, но ветер так лютовал, и снег так усердно валил, что Кольгрим словно пробивался сквозь бессчетное число белых ажурных ширм. Потеряв всякую надежду найти духа зимы и вернуться домой, он взвыл богам о помощи.

Именно в это мгновение Альсвидер 11 11 Альсвидер – лошадь, везущая колесницу Мани. разбил копытом ночную бездну над головой Кольгрима, облака разошлись, и Мани ярко осветил снег, расстилавшийся молочным одеялом. Сын ярла заметил свежие следы зверей. Приглядевшись, он понял, что здесь проходили двое, и следы передних лап значительно превосходили задние. Несомненно, это были волки. Они ушли в глухую часть леса.

От воодушевления Кольгрим ощутил тепло во всем теле. Ступив на волчью тропу, он стал пробираться сквозь темные еловые ветви, пока не вышел к склону, напоминавшему собой застывшую белую волну. Перепрыгнув через поваленное дерево, Кольгрим поднялся и увидел внизу двух волков, наконец-то!

Луна балансировала на верхушках пихт.

Он аккуратно спустился в овраг, и луна скрылась. Стемнело. Волки мигом учуяли чужака и насторожились. Кольгрим слегка согнул колени, крепче взявшись окоченелыми руками за копье.

Исхудалые голодные звери принялись его окружать. Даже несмотря на то, что зрение привыкло к ночи, из-за их темной шерсти и бесконечного налета снега, который намертво прилип к ресницам Кольгрима, было тяжело удержать волков на виду. Два темных пятна приближались к нему восьмеркой. Кольгрим терялся. Он глядел в две блестящие точки то одной тени, то другой, медленно и осторожно, шаг за шагом отходя спиной к ближайшему дереву с широким стволом, пока вдруг не ощутил, как снег по колено не обнял его ногу. Два волка, приближаясь к жертве, свирепо рычали. Кольгриму нестерпимо хотелось протереть глаза рукой, но он понимал, что любое движение может стать роковым. Они снова пересеклись восьмеркой и оказались уже совсем близко.

Один из них, оскалив клыки и поджав уши, напряг все мышцы своего худощавого тела и с диким рыком жадно бросился на Кольгрима. В тот же миг нахрапом рванул второй. Кольгрим ловко увернулся от первого, вдарив копьем по челюсти второму волку. Первый ненадолго потерял свою подвижность, провалившись в глубокий снег. Этого хватило, чтобы Кольгрим рискнул проткнуть сердце зверя с подбитой мордой, но тот избежал удара и снова бросился на человека, разбрызгивая по снегу черные капли крови. Внезапно первый волк вцепился в его голую спину. Кольгрим вскрикнул от боли, но успел что было сил перекинуть через себя животное.

Так они долгое время вертелись и уклонялись друг от друга. И чем дольше это длилось, тем больше, казалось, что Кольгрим перенимал волчье поведение. И вместо того, чтобы совсем вымотаться и упасть без сознания, у Кольгрима открылось второе дыхание. Один из зверей вдруг крепко ухватился пастью за копье. Сын ярла потянул на себя оружие, зубы животного соскользнули к наконечнику копья, и Кольгрим ловким движением, быстрым, как свист, насмерть проткнул глотку зверя. Однако в эту минуту его повалил на землю последний волк. Копье застряло в туше. Хищник попытался перегрызть Кольгриму горло, но тот сунул в звериную пасть свой локоть. Кольгрим стонал и пыхтел. Он зажал свободной рукой рану неугомонного зверя, отчего тот заскулил, подобно маленькому ребенку. Струя темной крови текла по морде варга, смешиваясь с кровью Кольгрима.