Ольга Родионова - Путь подкидышей. Книга первая – Грош

– Замечтался, Купер?

Рыжая уселась напротив него и, вроде бы, улыбалась, но в глазах улыбки не было.

– Хайя… Рыжая, – сказал Грош, на секунду охрипнув, и закашлялся.

– Рыжая? Это ты меня так называешь, да? – барышня помахала рукой застрявшему у стойки Мотылю. – Мне то же самое, пожалуйста!.. А что, неплохое имя. Меня и правда так звали когда-то. Давно.

Мотыль принес ей чай и варенье мгновенно, как будто у него на пятках выросли крылья. Барышня улыбнулась и дала ему квотер.

Или не слишком богата, или слишком хорошо воспитана, чтобы тыкать своим богатством в нос, – подумал Грош. И некстати испугался, что мог бы не попасть под дождь и не задержаться в кафе, а то и вообще остаться дома.

– Ты откуда тут взялась? – спросил он, опуская глаза в чашку с почти совсем остывшим чаем.

Барышня неопределенно пожала плечами, положила ложку варенья в свой чай и осторожно размешала. Получился какой-то компот.

– Шла мимо. Дай, думаю, зайду. Посмотрю, как тут Купер… Ты как?

Она внимательно смотрела ему в лицо, как будто что-то в нем выискивая.

– Что смотришь? Я тебя… напугал вчера? – брякнул Грош и отвернулся.

Она не ответила, продолжала рассматривать его, как какую-нибудь диковину.

– Красивые у тебя глаза. И вообще, ты красивый, Грош.

Оборотень вздрогнул и покосился по сторонам, не слышал ли кто, как она назвала его по имени.

– А твой альтер, он кто?

Она смотрела открыто и спокойно, без жадного любопытства, которое обычно сопровождает такие вопросы, и Грош неожиданно для себя ответил, чуть запнувшись:

– Грифон.

– А, ясно… Крылья не болят?

Смеется она над ним, что ли?.. Явно смеется. Грош слегка побледнел и встал.

– Слушай, что ты ко мне пристала? Мне пора. Байя.

Барышня быстро протянула руку и поймала его за рукав.

– Постой. Не сердись. Я хочу, чтобы ты… уехал из города на время Большой Охоты.

Грош горько усмехнулся.

– Уехал… Ты совсем уже, да? Куда уехал? На чем? В Сушь, что ли? Пешкодралом? Или на палочке верхом?

– Не кричи. Сядь.

– Я не кричу.

Он сел, остывая.

– Сколько тебе лет, Купер?

– Тебе-то что? Восемнадцать.

У нее в глазах мелькнуло сострадание.

– Значит, ты должен… должен будешь…

– Ну да.

Грош поник за столом, опустил плечи и съежился.

– Только я не смогу, – сказал он тихо. – Я пробовал. Ну, когда перекидываюсь. На мышей охотился. И не могу. Даже мышь – не могу. Только и могу, что в стенку клювом долбить да мебель рушить.

– А может быть… – она взяла его за руку, и Грош не выдернул холодных пальцев из ее маленькой, но твердой ладони. – Может, у тебя есть враг? Ну, такой, настоящий враг? Смертельный.

Грош покачал головой.

– Откуда у меня враги? Да еще смертельные.

– А вон те, помнишь?.. Тогда. Которые тебе нос разбили.

Он посмотрел на нее, как на маленькую, и снисходительно хмыкнул.

– Ты что, правда думаешь, что за это можно… или притворяешься?

– Ну, как-то же другие устраиваются! – сказала она с отчаяньем. – Как-то же проходят инициацию! Что, они все кровожадные звери, что ли?

– Я не знаю, –сказал Грош твердо. – Но инициироваться не буду. Пусть лучше убьют.

– И убьют, – прошептала она горестно. – И сожгут, и пепел развеют. Большая Охота, Сушь им всем в глотку.

– Ты чего ругаешься, как рикша? – удивленно сказал Грош. – С виду такая приличная барышня…

Она вскинула мокрые глаза.

– Я не приличная барышня. Слушай… хочешь, я тебя спрячу? Я могу.

Грош невесело улыбнулся.

– Куда? Под юбку, что ли?

– Нет, не под юбку! Есть в городе места…

Грош отодвинул опустевшую чашку.

– Ну, вот о чем мы с тобой разговариваем, а?.. У тебя своих дел нет? У меня лично их полно, знаешь ли. Что ты пристала – спрячу, не спрячу… Зачем я тебе сдался?

Она посмотрела на него с вызовом.

– А может быть, ты мне нравишься!

– Так «может быть» или нравлюсь? – Грош слышал что-то подобное в каком-то муве, и очень постарался звучать так же снисходительно-насмешливо, как главный герой. Но она только махнула рукой.

– Ничего ты не понимаешь, Грошик… Это потому, что ты еще маленький.

– Сама-то взрослая, что ли? – он был уязвлен до глубины души.

– Конечно, – она вздохнула. – Я же тебе говорила, у меня магистерская степень по сестринству, и вообще, меня еще в прошлом году хотели выдать замуж.

– Что ж не выдали?

– Я не захотела.

Грош чуть не расхохотался.

– Можно подумать, кто-то кого-то спрашивает!

– Меня – спрашивают.

Она сказала это с таким достоинством, что Грош даже не нашелся, что ответить. Балованная барышня попалась. Наверное, единственная дочь.

– Ты что – единственная дочь? – спросил он примирительно.

– Угу, – она грустно улыбнулась и зачем-то погладила его пальцы. – Единственная и очень любимая. Родная. Бесценная, можно сказать. Сокровище.

Что-то в ее тоне Грошу не понравилось, но он не любил лезть к людям в душу и поэтому промолчал. А Рыжая глубоко вздохнула, точно стряхивая какую-то ношу, и сказала:

– Дождь-то кончился, Купер. Пойдем погуляем.

Глава 7

Маленький домик небогатого кайна Друма в Рыбьей Слободке почти ничем не отличался от большинства слободских домов. Так же, как другие, он прижимался обоими боками к соседям, почти не оставляя места для прохода: земля в королевстве была на вес золота, строиться давно стало негде, разве что под стеной, но там слишком близко была Сушь, и даже через стену до города доносилось ее отравленное дыхание. Особенно летом.

Дом кайна Друма отличался от прочих лишь тем, что на его замшелой черепичной крыше вертелся потемневший жестяной флюгер в виде рыбы. Когда-то флюгера украшали крыши во многих поселениях, вольно раскинувшихся вокруг Старого Города, столицы Альквисты. Но после прихода Суши и постройки стены все городки и села стали одним целым, прибились к самой столице, точно овцы под бок вожака, а флюгера… Говорили, что они приносят несчастье. В год, когда Сушь надвинулась на королевство, флюгера на крышах непрерывно вертелись как сумасшедшие, и суеверные хозяева поснимали их и зарыли во дворах либо утопили в тогда еще полноводной Нерети.

Сегодня у кайна топился камин – вместе с осенью пришла промозглая сырость, которая забиралась даже в постели, делая одеяла тяжелыми и волглыми. Камины в Альквисте топили газом или курнаком – соломенными брикетами, пропитанными горючим. Одного брикета хватало на целые сутки, а если экономить, то и на сутки с четвертью.

Верба, жена хозяина, сидела у камина с вязанием, у ее ног возились двое младших, а старший с отцом разговаривали на кухне со стариком Браттом. Кайна Верба не доверяла старику и много раз говорила мужу, что ему не стоит вожжаться с таким отребьем. Но разве Друм послушает доброго совета!.. Еще и сына втягивает.