Мария Киселёва - Империя Бермудской земли. Смена власти

Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось.

Эти строки тронули меня. Я снова вспомнила ту девушку и представила себя на ее месте, если бы замыкающим полетел не Кален, а Катастрос. Внезапно мое сердце сильно сжалось и я потеряла контроль над собой. Вся та тяжесть прошедших дней внезапно обрушилась на меня. Я упала на колени, обронив бумагу и цветок, и закрыла лицо руками.

Я свернулась клубком, в надежде спрятаться от всего мира, в попытке скрыть от всех, то, что сейчас происходит со мной. Горькие рыдания поглощали меня. Этот эмоциональный поток был похож на безудержный водопад, который прорвался сквозь несокрушимую многовековую платину. В моей голове пронеслись все те горести и страдания, которые пришлось пережить мне и окружающим за эти дни. Я чувствовала, что из меня выпили все силы. Я разрушала саму себя.

Это продолжалось недолго. В какой-то момент силы оставили меня, слезы закончились, и я просто опустила руки, собираясь с силами.

Я выпрямилась и запрокинула голову вверх, ощущая свалившуюся с плеч гору. Но прилива сил не последовало. Скорее наступило полное изнеможение, за которым следовало безразличие к происходящему.

В дверь постучали. Я какое-то время не понимала, что происходит. Да и мне было все равно. А потом со вторым стуком я резко опомнилась, подскочила, попутно собирая то, что уронила на пол.

– Войдите, – я поспешно вытерла лицо рукавом рубашки.

– Я не разбудил Вас, госпожа? – в дверном проеме показался Катастрос. Он вошел аккуратно, видно, ожидая того, что я окажусь в постели. Но потом посмотрел на меня и мое лицо и все понял.

Он закрыл дверь и молча подошел ко мне. Я долго не решалась посмотреть на него, но потом все же отважилась на это. На его лице была все та же скорбь, но еще и с оттенками сочувствия и нежности. Не сказав больше ни слова, он притянул меня к себе и обнял, обвив руками мои плечи. Я попыталась сопротивляться его порыву, но потом меня окутала волна приятного тепла, любви и понимания, которой я не смогла противиться. И тогда я позволила ему прижать себя крепче, а сама уткнулась лицом в него, едва не отдавшись второй волне еще не иссякшей боли и тяжести.

В его же руках я находила ту необходимую мне твердость и уверенность. Сейчас в его объятиях я ощущала себя слабой, но защищенной от всего на свете. Он, видимо тоже ощущал эту мою необходимость, поэтому не разжимал, а даже, напротив, еще крепче прижимал меня к себе, но делал это нежно, не доставляя неудобства.

– Мне очень жаль твоего друга, – наконец, решилась говорить я, – И я сильно сожалею о том, что не смогла его спасти.

– Мы все солдаты, – тихо и уверенно сказал Катастрос, – И все мы знаем, какой конец нас ожидает. Каждый, вступающий в наши ряды, должен иметь представление о том, на что идет. Иначе ему среди нас не место.

– Я все равно буду винить себя в случившемся, – я замолчала, подавив слезы, а потом продолжила, – Сейчас, когда ошибка совершена, я вижу столько возможных вариантов, которые помогли бы избежать случившегося.

– Никто, даже всесильный хранитель, не может изменить прошлого, – его голос сегодня был особенно мелодичен, – Но каждый, пока жив, может повлиять на настоящее и будущее.

Наконец, он выпустил меня из объятий и посмотрел в мое лицо. Его глаза были полны нежности и любви. Я почувствовала это настроение, которое в последующем перекинулось и на меня. Теперь на смену горю в мое внутреннее существо проникла привязанность.

– Кален хоть и был страстным любителем алкоголя, а все же в жизни он много разбирался. И однажды подсказал мне не бояться изменить что-то вокруг себя. Ведь, кроме тебя, это никто не сделает. И велел бороться за свое счастье. Я тогда ему слабо поверил.

– А он ведь все же добился того, чего хотел, – я опустила глаза, – Девушка из числа кухарок.

– Он был бы рад знать, что его смерть оплакивают не только друзья, но еще и предмет обожания, – с грустной радостью заметил Катастрос.

– А я все представила себя на ее месте, – я начала описывать терзающие меня мысли, – Если бы ты замыкал нашу процессию.

Я не договорила и снова поддалась горьким слезам. Катастрос снова прижал меня к себе и поцеловал в голову.

– Больше всего на свете я хотел верить в то, что ты любишь меня так же сильно, как и я тебя, – тихо говорил он, – Еще тогда, в Сохаге, я готов был бы свернуть горы, броситься в жерло вулкана, если бы знал, что это поможет мне уверовать. А теперь, видя цену этому и зная, что за этой привязанностью следует, я больше всего хотел бы оставаться в неведении.

– Кто-то однажды сказал, что любовь – это освобождение, – пытаясь успокоиться, сказала я, освобождаясь от его объятий и вытирая слезы.

– Свобода – это миф, – пожал плечами Катастрос, – А если выбирать из форм всевозможного плена, то я предпочту этот.

– Я очень сожалею из-за того, что произошло тогда в Сохаге, – проговорила я.

– Я тоже, – тихо сказал он, смотря на меня влюбленными глазами, – Но это послужило для меня хорошим уроком. А теперь отдыхайте, повелительница моего сердца.

Он еще раз поцеловал меня в губы и, пожелав спокойной ночи, удалился. Когда закрылась дверь, я почувствовала резко нахлынувшее на меня утомление и сразу же провалилась в сон.

Уже пять дней минуло с того момента, как Найт увел войска в Коринф. Темос должен был отправляться сегодня вечером из Мармашу. Он двинется с оставшимся войском (разумеется, мы оставили часть для защиты столицы) по Королевскому пути. По ходу его передвижения к нему будут присоединяться остальные.

Мы с генералом и Катастросом спускались по коридорам крепости. Темос и его подопечные были готовы к отправке, а мы с Катастросом шли их провожать.

– Мне прислали ответ все города, кроме Сохага и Абнуба, – говорил Темос, – У меня есть основания подозревать их в мятеже.

– Когда дойдете до Коринфа, пришли мне грифона и сообщи о том, явились ли эти два города с войсками или нет, – отвечала я, – Тогда уже я буду решать, что делать с ними.

– Лучше сами в ближайшее время отправляйтесь к нам. Вместе будем решать, – Темос уже знал, что произошло с Ахомом.

– Да, неверное, так будет лучше, – ответила я.

Мы подошли к Филиппу и группе всадников. Один из них держал лошадь генерала. Мы с Катастросом остановились недалеко группы, а Темос легким движением оказался в седле и взял вожжи.

– До встречи, генерал! – сказала я.

Темос кивнул мне в ответ и повел войско из города. Вереница лучников, копьеносцев, мечников, конница и немногочисленные возы с оружием и продовольствием тронулись и дружным маршем стали уходить, сопровождаемые любопытными и немного завидующими взглядами детей и плачем оставшихся одних жен. А мы с Катастросом пошли в крепость и вышли на балкон одной из башен, с которого было видно все вокруг на многие километры. Перед нашим взором отрылся живописный вид. Золото песка Королевского пути перемешивалось с серебром снега. Участок Вечнозеленого леса, сообщающийся со столицей, тоже был покрыт снегом, но по мере отдаления от Мармашу, голая и покрытая снегом кора ветвей деревьев постепенно обрастала зеленью. И на фоне этой картины двигалось великое войско, которое должно было увеличиться едва ли не в пять раз по мере своего передвижения.