Олег Князев - Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта

Напротив телескопов, на той же площади с фонтаном, видневшимся вдали у больших, красивых платанов, уже открывался другой, прозаический, силовой аттракцион— нужно было провисеть на узкой перекладине над двухметровыми штангами 150 секунд. Наградой победителю был “Айфон” 7 модели.

– Нехило, – подумал я и остановился, чтобы посмотреть, кто же получит заветный мобильник.

За участие в представлении нужно было отдать 500 рублей в руки парнишке, который объяснял желающим условия конкурса. Один за другим претенденты, среди которых были и сильные на вид мужчины, жилистые подростки и просто “любители”, с огромным сожалением, разжимая ладони, пружинисто падали на ноги вниз. За пять минут, что я наблюдал за этим “конкурсом”, никто из соискателей так и не смог провисеть больше этих самых 150 секунд. Удивительно, что такой внешне лёгкий физический конкурс оказался таким трудным для всех его участников.

Так, отвлекаясь и стараясь не задерживаться, мы дошли до уже знакомой мне часовни, к которой, оказывается, и выходила эта самая улица “Морская”, которая круто поднималась отсюда вверх к “не-туристической” части Ялты. Прямо тут же, напротив этой часовни, мы наткнулись на очередную группу уличных музыкантов. Мишка широко улыбнулся, разведя руками. “ Это – Ялта !” – говорил его красноречивый жест.

Идя вверх по Морской (оказалась удивительно короткой улицей), я оглянулся назад на набережную, видневшуюся отсюда в проходе между невысокими домами с полоской моря за бухтой. Водная гладь незаметно для глаз уже поменяла свой цвет в тон неба, окрашиваясь огромным хамелеоном в светло-серый цвет.

Подойдя к 4х-этажному дому старой, очевидно, ещё дореволюционной постройки, Михаил открыл ключом кодовый замок на видавшей виды огромной деревянной двери. Сам дом когда-то был несомненным образцом лучшей местной городской архитектуры начала 20 века— вверху виднелись красивые цветные барельефы, но вид полуразобранных балконов на четвёртом этаже, не внушал доверия. Сейчас, по словам Мишки, он был в процессе консервационной реставрации. И их контора съедет отсюда в следующем году после окончания аренды помещения в более комфортабельное здание. Второй этаж этого здания занимали разные конторки и фирмочки, в том числе и юридическая контора моего друга. Он предложил мне зайти с ним внутрь здания, сказав, что, мол, познакомит меня с их новой секретаршей.

– И Веронику свою забудешь, – пошутил он, повернувшись ко мне, жестом приглашая следовать за собой.

– Да отстань ты от меня с этой Вероникой! – сказал я ему благодушно, и остался стоять на улице.

Как бы то ни было, но образ этой “белоснежки” опять растревожил моё сознание. “ Почему я так запал на эту девушку? Её глаза? Фигура? Аура..?

Наваждение какое-то – я тряхнул головой, словно стараясь избавиться от её прямо какого-то колдовского образа. А тут ещё Мишка со своими подколками! Я уж и сам был не рад, что рассказал Михаилу о своём неудачном знакомстве с ней в автобусе.

Пока Михаил был занят делами, я решил позвонить по сотовому родителям в Москву. Ранее днём я отослал маме сообщение, что прибыл благополучно в Ялту, но ответа от неё так и не получил. Похоже, связь барахлит здесь, и точно – я дозвонился до мамы, и она сказала, что ничего не получала от меня, а на её телефонные звонки автоинформатор сообщал, что “ абонент недоступен ”.

Я так отвлекся, разговаривая с мамой, а потом с отцом, что не заметил момента, как мой друг вышел из здания и подошёл ко мне и затем передал привет моим родителям, (а они – соответственно – ему и его родителям ).

По его довольному лицу я видел, что он не зря зашел в свою контору. Оказалось, что их молоденькая секретарша напутала и дала Михаилу Викторовичу заказ на работу, который предназначался его коллеге- адвокату, и тоже Михаилу. Мишка, естественно, не был в курсе договоренностей между тем клиентом и его коллегой и думал, что этот срочный заказ нужно брать в работу с утра. Но всё разрулилось благоприятным для меня образом – мы же собирались завтра поездить по местным достопримечательностям.

– Только я – Брагин, а он – Бранин, – смеясь, сказал Михаил. – Нас часто путают, когда звонят к нам в офис.

Разговаривая, мы спускались вниз на набережную и Мишка, достав свой сотовый, кому-то позвонил – я не прислушивался к его разговору, заворожено смотря на всё ту же видимую полоску моря за маяком, которое, словно впитало в себя предвечерние серые краски, растворив их в своей потемневшей, ставшей свинцово – матовой, поверхности.

Небосвод, утратив свою прежнюю, какую-то материально – плотную дневную синеву, стал нежно прозрачным в новых предзакатных красках, окрашиваясь в дымчато – розово – агатовые оттенки. В огромном, блекло-голубоватом небесном куполе, возникли, как будто ниоткуда, редкие, словно сотканные из нежнейшего шёлка, облачка, проявившиеся в виде вытянутых серо-розовых, пастельного цвета, полупрозрачных, пёрышек. Они неподвижно стояли на закатном небосклоне, сливавшемся с морем на видимом мне отсюда горизонте. Линия раздела моря и неба, чёткая днем, уже постепенно размылась, бледнея и серея, и постепенно темнела вместе с морем. Любуясь красотой неба, которое приобрело какую-то ранее скрытую от глаз объемную проницаемость, открывая взору первые, уже видимые глазу, звёздочки, я даже остановился, отстав от Михаила на несколько шагов.

– Где в урбанистическом московском мегаполисе я мог бы вот так восхититься необыкновенной цветовой трансформацией неба и моря? – восхищался я столь необычными для меня в моей московской жизни живыми, акварельно-дымчатыми красками южной природы в её переходе от света к сумеркам, принося, вместе с тем, с моря столь приятную освежающую прохладу вечернего бриза на смену дневному зною и духоте.

Мишка, между тем, закончил свой разговор и, дождавшись меня, предложил пройтись по вечерней набережной. Уже было половина восьмого вечера.

– Сейчас ты почувствуешь разницу, – как-то загадочно сказал мне мой ялтинец, и, что он имел в виду я понял, когда, выйдя “в свет” из этой тихой улочки, больше похожей на небольшой переулок, мы оказались буквально в людском потоке.

– Сколько же народу прибавилось на набережной за те двадцать минут, что мы не были здесь, – поразился я про себя.

Невольно, на ум мне пришло сравнение с часом пик в метро на Киевской. Набережная была заполнена людской рекой, и нам приходилось уже просто маневрировать в этой плотной праздной толпе отдыхающих, среди которой мы периодически натыкались на заторы, создаваемые самодеятельными уличными музыкантами, хипхоперами и одиночными артистами и теми же фокусниками. Просто какой-то смотр самодеятельных талантов.