Олег Князев - Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта

Эти щемящие душу размышления бередили мою душу, наполняя меня неосознанным любовным томлением. Были ли бы мои мысли созвучны душевному настроению этой девушки, если бы она, вдруг, была бы со мной рядом, здесь и сейчас? В какой мере всё это было бы для неё таким же необыкновенным и упоительно-новым, как и для меня? Да, я хотел любви, и быть любимым. Этой девушкой… Не зная совершенно ничего о ней.

– Прямо, наваждение какое-то , – мелькнула у меня в голове неожиданная мысль. Я провёл ладонью по волосам, словно пытаясь прекратить поток этих уже каких-то навязчивых мыслей.

-– Горбоносый высокий человек восточной внешности хищно улыбнулся, смотря невидимо со стороны на молодую пару и их спутника, медленно шедших в темноте по нижней набережной…

– Мой дорогой Друг Дэл’шед. У нашего молодого влюблённого наступил период “лунной” романтики. Не переусердствуй в его любовном влечении к Веронике. А не то он вместо Апотрея будет искать эту девушку…

– Не беспокойся, дорогой Друг Аб’бас. Джин’нан уже в курсе. Наш будущий Друг найдёт Его вместе с моим Кандидатом. И дальше примет решение на месте.

––И пообещал сам себе, что не буду тянуть с её поисками, а при первой же возможности, оказавшись в Партените, отправлюсь искать её, и словно успокоившись, приняв это решение, повеселел, упоённо вдыхая ночной свежий воздух, обозревая над собой огромное бездонное пространство бархатно-чёрного неба с группкой редких облаков, подсвеченных ярким лунным светом – я на Юге!

Ялта была прекрасна, как чёрная жемчужина в блёстке оправы раскинувшегося над ней бездонного ночного звёздного неба, освещённая огромной Луной, висящей ночным солнцем над бескрайней тёмной водной равниной морской глади.

Вчера, в такое же время, над Ялтой нависли тучи, и даже пошёл дождь, которого, я как-то не заметил и смутно помнил, хотя и вымок и уж, конечно, мне было тогда не до красот южной ночной природы.

А сегодня всё было по-другому и выглядело так свежо’ и красиво для меня, и я был готов впитывать в себя, как капли того, вчерашнего дождя, картины ночной Ялты.

Интересно, что после нашего разговора о том “Знаке”, о котором я вспомнил, после комментария Мишки о советском “Знаке качества”, мы так, больше, и не возвращались к этой столь загадочной для меня теме его странного появления на скале у Медведь-горы, как если бы мы все разом забыли или перестали думать о Нём. В тишине волн, с еле слышным вздохом плескавшихся у гранитного, низкого края береговой части набережной, до нас доносился приглушенный гул шумно-развлекательного праздника жизни на её освещенной части наверху, который мне сейчас был безразличен и не нужен.

С моря тянуло морской прохладой в лёгком дуновенье бриза, и мы всё также медленно шли, попав в романтическое настроение южной ночи. Влада не торопилась идти домой, думая о чём-то своём, или ей наскучило кокетничать, и она хотела, как и я, любоваться сейчас ночной Ялтой, морем, избегая поздних ночных аттракционов или уже редких в это время ночи, музыкальных номеров – было уже начало двенадцати ночи. Я почти не разговаривал, почувствовав какое-то странное для меня самого охлаждение к Владе, и стал воспринимать её затем, именно, как чужую для меня девушку – подругу моего друга – и стал, скорее философствующим наблюдателем, размышляя над словами и пояснениями моего крымчанина, порой делавшего уместные комментарии обо всём, что касалось ночной жизни Ялты. Хорошо знавший, как дневную, так и ночную, “теневую” действительность этого южного приморского города, его жизненных ритмов и особенностей, он продолжад охотно делиться со мной известными ему фактами и сведениями об этом курортном городе, хотя я его об этом и не просил сейчас.

Мы прошлись до самого конца полутёмной нижней набережной в сторону красиво-освещённого разноцветными огнями силуэта судна – ресторана “Апельсин”. Ночное море отражало у берега в своей чёрной, почти зеркальной глади, красно-бело-синее полотно цветовой иллюминации обводов судна, что было, само по себе, очень красиво. Мимо нас проходили такие же, как и мы, любители вечерне-ночных прогулок, которые, пользуясь случаем полюбоваться видом огромной, полной Луны с её серебряной, искрящейся дорожкой, над морем, стояли или сидели на скамейках в полутьме у длинной, высокой, защитной каменной стены на нижней набережной ( по словам Михаила, такая красота открывается для обозрения ночью с берега здесь нечасто ).

Поднявшись, затем, по каменным ступенькам в проходе в полукруглой стене каменного парапета на обзорную площадку с видом на город, мы вышли наверх к видневшимся ещё раньше, снизу, своими верхушками, красивым зонтикам – грибкам с накинутой на них светящейся, белоснежной паутинкой, словно новогодней, светодиодной иллюминации.

Покрытые множеством призрачно серебряных, лучистых крошечных огоньков, высокие “грибки” словно приглашали нас по-дружески посидеть на больших, белых скамьях под ними напротив иллюминированной ладьи “Апельсина”. Здесь везде было много для столь позднего времени, гуляющих и сидящих на скамьях людей, и я с интересом оглядел вокруг, подойдя к полукружью невысокого каменного ограждения, откуда открывалась великолепная панорама ночной картины города: видом искрящейся серебром лунной дорожки от полной Луны над морем напротив набережной; невидимых в темноте склонов бухты зданий с тысячами светлячков электрических огней и жёлтых пятен нарядно-подсвеченных зданий, спускавшихся мозаичными пятнами света сверху к воде с невидимых тёмных склонов; красного мигающего огонька почти невидимого в темноте портового маяка и далёких, одиночных огоньков на мачтах яхт, скрытых во мгле чёрного, как самая безлунная ночь, тихого моря – и всё это на звуковом фоне рулад неугомонных сверчков в ночном воздухе, напоенном влажными, чувственными ароматами испарений пахучих трав и растений с земли, и морских водорослей и солей, с моря.

Всё это вместе создавало и будило во мне какие-то романтические чувства и желание поделиться с кем-то своими ощущениями благолепия мира и любованием ночной красотой окружающей природы, дразняще-невидимой и скрытой в бархате ночи, и столь ярко демонстрирующей свои прелести и великолепие при свете яркого солнечного дня.

Михаилу, как местному жителю, всё это было привычно и даже буднично. Да и романтиком он, как я понимал, уже не был давно. Скрывая зевоту, он предложил Владе присесть, но, взглянув на свои изящные золотые часики, она с сожалением отказалась.

Полюбовавшись отсюда прекрасным видом на набережную и бухту с огнями ночного города вокруг неё при полной Луне – царице ночи, которая зависла над городом в столь ясно видном призрачно-белом, с желтоватыми оттенками, ореоле в тёмном небе над городом, мы направились к огромному платану.