Ирина Фуллер - Эксплеты. Последняя сказка

Тут взгляд ее упал на витрину с пестрыми ковриками разных размеров и цветов: одни, сплетенные из толстых нитей, подходили, чтобы вешать на стену, как панно, или класть на столик, другие же, из лоскутов ткани, предназначались для пола. Омарейл залюбовалась. Ей не доводилось видеть ничего подобного.

Через стекло она заглянула внутрь. Там за прилавком стояла женщина лет сорока. У нее были ярко-рыжие волосы и простое платье коричнево-кирпичного цвета. Принцесса решительно поджала губы и вошла внутрь.

– Здравствуйте, – с порога уверенно произнесла она: чтобы добиться успеха, следовало действовать бесстрашно и порой даже нагло.

Женщина чуть вздрогнула, словно не ожидала, что кто-то может заявиться в ее лавку, да еще так рано – дело не подошло и к полудню.

– Скажите, хорошо ли у вас идет торговля?

Взгляд охристо-карих глаз метнулся в один угол комнаты, затем в другой. Ни там, ни там не было ответа, почему дерзкая молодая особа задает подобные вопросы.

– Могло быть и лучше, – призналась наконец женщина.

– А что вы скажете, если я предложу вам за две недели увеличить продажи вдвое?

Да, амбициозно. Да, возможно, больше похоже на ложь и пустые обещания. Но Омарейл действительно готова была приложить усилия, чтобы добиться такого результата! Чем не интересный вызов?

– Скажу, что два, умноженное на ноль, не слишком меня впечатлит, – пожала плечами женщина, чуть улыбнувшись.

Это была мягкая и ироничная улыбка, и Омарейл рассмеялась в ответ.

А затем обе застыли, внимательно глядя друг другу в глаза. Потому что обе почувствовали эту тишину . Первой заговорила принцесса.

– Вы эксплет? – удивленно выдохнула она в ответ на весьма заинтересованный взгляд. – Позвольте представиться, я – Мирра.

– Госпожа Тулони, – отозвалась женщина.

Повисла пауза.

– Возьмете меня на работу? – спросила наконец Омарейл.

– Мне едва хватает на то, чтобы арендовать эту лавку, дорогая моя, и то благодаря сезонным ярмаркам, – пожала плечами госпожа Тулони, – платить тебе мне просто нечем.

Но уж теперь уходить с пустыми руками принцесса точно не собиралась. Хозяйка – эксплет: такими знакомствами не разбрасываются. Поэтому она предложила госпоже Тулони выплачивать жалованье, только если коврики действительно начнут продаваться лучше обычного и у мастерицы появятся дополнительные средства.

Хозяйку лавки такое предложение устроило, тем более что Омарейл определенно вызвала у нее любопытство.

– Можете начинать хоть сейчас, – сообщила госпожа Тулони, пропуская принцессу за прилавок.

Омарейл даже слегка растерялась: она уже смирилась с тем, что ничего не выйдет, и тут желаемое внезапно само приплыло в руки.

Она осмотрелась:

– А сколько стоят коврики? Нигде нет цены.

Госпожа Тулони пожала плечами:

– Это так трудно, назвать цену. Ведь я вкладываю душу в каждый из них…

– Что же вы говорите покупателям?

– Смотрю на коврик и решаю, какую цифру назвать.

Омарейл закачала головой. Ей сразу вспомнилась Севастьяна, которая однажды захотела конный завод. Долго не решалась попросить его у родителей из-за высокой стоимости, а когда Омарейл поинтересовалась, какова же была цена, та призналась, что не знает. Просто Севастьяне казалось, что это должно быть дорого.

В Орделионе не было принято баловать детей: все, что они имели, было лучшим, но вот лишнего им не покупали – учили бережно обращаться с казной. Омарейл же попросила Бериота найти небольшое, но хорошее коневодческое хозяйство, и с удовольствием узнала, что ее денежного лимита на три месяца как раз хватало на покупку. К двадцатому дню рождения Севастьяна получила конный завод, который три года не приносил никаких денег – только радость и головную боль. В конечном счете его продали едва ли не в два раза дороже, так как завод приобрел статус королевского. Бериот остался очень доволен той сделкой, хотя и не получил никакой личной выгоды.

– Так не годится, – сказала Омарейл госпоже Тулони. – Кто-то, может, и хотел бы купить ваш коврик, но считает, что такая роскошная вещь ему не по карману.

– Но всегда же можно спросить!

Принцесса закатила глаза:

– Не каждый станет! Есть у вас бумага и чернила? Сделаем таблички с ценами на каждый.

В конечном счете целый день Омарейл и госпожа Тулони провели за этим занятием. Подписать все коврики оказалось не так-то просто, едва ли не над каждым хозяйка лавки вздыхала, ахала и уверяла, что вот этому просто цены нет. Поэтому, возможно, стоило отдавать их за бесценок. Ей так трудно давалось определение стоимости работы, что проще было подарить.

– Ах, госпожа Тулони! – вздыхала принцесса. – Ну вот тот, зефирный, стоит десять солей, этот почти такой же, а вы говорите – пять. Давайте тоже десять поставим? А лучше пятнадцать, тут ведь еще и ромбик, а не просто полоски.

– Пятнадцать! – воскликнула хозяйка лавки, хватаясь за сердце.

Омарейл сложила руки на груди:

– Скажите, сколько времени уходит на одну работу?

– Часов пять-семь.

– То есть почти целый рабочий день. А вы хотите продать его за две чашки кофе? Знаете, если вы не цените свои коврики, никто не будет.

Хозяйка лавки вздохнула. А потом задумчиво погладила висящий на стене бело-розовый.

– Зефирный?

– Ну да, он такой нежный, воздушный, похож на зефир.

– Удивительно, я, когда ткала его, представляла себе ванильно-клубничную пастилу!

Это привело к тому, что у Омарейл появилась новая идея: дать каждому коврику название. И теперь, помимо цены, они добавляли на карточку и его.

– Я приду завтра, и мы продолжим! – воодушевленная, принцесса покинула лавку в шесть вечера.

Есть хотелось невероятно, ведь на обед у нее был лишь пирожок, которым угостила госпожа Тулони. Денег не было, а стало быть, и возможности купить что-то по пути. Живот скручивало от голода, думать о том, чтобы искать дерево, подходящее для фальшивого предсказания, не было никаких сил. Решив, что займется этим сразу после ужина, Омарейл поспешила домой.

Даррит где-то пропадал, Лодья тоже еще не вернулся. Приготовив яичницу, принцесса поужинала в одиночестве. Для человека, который всю жизнь провел в полнейшей изоляции, ей на удивление остро не хватало компании. Не во время еды, нет – вообще. Они попали в прошлое, а ей не с кем было разделить невероятность события. Лодья сразу дал понять, что не желает знать ничего о Путешественниках или своем будущем. Даррит же стал еще более замкнутым, чем обычно. Утром он почти не разговаривал, а вечером пришел домой, когда Омарейл уже была в кровати – она не нашла в себе сил в одиночку отправляться на прогулку по вечернему Астрару. Если бы он позвал ее, предложил обсудить, как прошел день, захотел увидеться, то выяснил бы, что перед сном в темноте своей комнаты принцесса плакала от обиды и его безразличия. Но он не постучал, не попытался поговорить, не дал понять, что она все еще важна для него.