Дарья Крылова - Под ледяным блоком

Алва только кивал в ответ. Раз надо, значит надо. Когда он поступал по-другому?

– Разумеется, ты должен заниматься там как следует, чтобы не опозорить ни имени школы, которую будешь представлять, ни своей фамилии. Но я хочу попросить тебя еще кое о чем. Это должно остаться строго между нами. Строго, ты понимаешь меня, сын? Об этом нельзя говорить никому, даже твоему распрекрасному во всех отношениях де Лакруа, который, скорее всего будет твоим прямым конкурентом за эту поездку.

Дождавшись короткого серьезного обещания, что тайна поручения останется тайной, отец встал из-за стола и подошел к подростку.

– Ты должен жить там, не закрывая глаз. Наблюдай. Как ведут себя представители других школ, какие настроения преобладают и у каких именно магов, все записывай. Один Эдифьер не может считаться показателем, мне нужны сведения и об остальных европейских школах. Ты хорошо чувствуешь людей, Алва. К тебе тянутся, с тобой откровенничают. Используй свои качества. И, главное, повторяю, главное, подружись там с тем, кого сочтешь самым ярким представителем высокопотенциальной семьи, воспитанного соответственно тем самым устаревшим морально-этическим нормам, с которыми я борюсь. Подружись и пригласи к нам в гости. Это все, что тебе нужно сделать. Больше вопросов не задавай, я все равно не отвечу. Справишься?

Алва задумался. Судя по тому, как отец излагал свою просьбу, это поручение было действительно важным для его работы. Значит, подвести его никак нельзя. Он справится.

– Друг нужен один? – спросил он как-то совсем по-детски.

Отец вдруг улыбнулся. Тяжеловатое, обычно строгое лицо его вдруг помолодело, в глазах на мгновение промелькнул и скрылся золотой отблеск азарта.

– Можно двух. Но не больше. Ты у меня молодец. Это, наверно, единственный вопрос, на который я могу ответить и… тот, которого я от тебя ждал.

Вернувшись в школу, Алва, не теряя ни единого дня, включился в гонку за право поехать на фестиваль.

Через два дня, после того, как Алва увидел свое имя в кристалле Кошачьего Глаза, он прибыл в составе делегации Эдифьера на Туманный Альбион. Ничего общего ни с родной гористой Страной Басков, ни с солнечной полной цветов Францией, величественная и холодная Британия не имела: бледное предзимнее солнце еле теплилось в белесом небе и освещало окружающий пейзаж в серых тонах. Серыми были улицы, камни, которыми те были вымощены, серыми были здания, серой была река, и серыми же были люди. Серый тут присутствовал во всех своих оттенках и вариациях. Серый – цвет холодного превосходства и чопорности.

Арригориага с интересом крутил головой, стараясь рассмотреть и проникнуться новой атмосферой. Темные башни Сакретейшена показались ему понастроенными хаотично, без всякого порядка, негостеприимными и мрачными. Сам воздух здесь был пропитан непривычной магией, тотчас показавшейся баску резкой и въедливой, будто утренний сырой ветер, налетающий со стороны полулеска, что располагался справа от нагромождения остроконечных крыш. Подойдя ближе к монументальному замку, Алва заметил, что определенный порядок в расположении башен школы, все-таки был. Соединенные наружными переходами, галереями с колоннами, первоначально показавшиеся ему несуразными, башни составляли единое целое – круг, внутри которого кипела своя собственная, отдельная от всех жизнь.

Поймав на себе любопытный взгляд встречающего его старшекурсника, Арригориага дружелюбно улыбнулся и кивнул в сторону школы.

– Много времени уходит на то, чтобы запомнить, где тут что?

– Да уж порядочно! Но вам-то это ни к чему, на фестиваль выделен только главный корпус. Ну, разве появится желание побродить по территории в Мрачную Башню или еще куда, но вас в этом случае будут сопровождать, не потеряетесь.

Пытаясь запомнить расположение учебных корпусов, лестниц, переходов, Алва вполуха слушал явно отрепетированный рассказ провожатого о предстоящей здесь жизни: комната на четверых, завтрак, обед, занятия, список факультативов, свободное время, отбой строгий и режим не нарушать, а то можно и фестиваль покинуть досрочно.

Комната, в которую его определили на проживание, оказалась просторной, но темноватой. Трое его новых соседей уже устраивались во всю, шумно переговариваясь и смеясь. Скинув вещи на оставшуюся свободной кровать, Алва принялся знакомиться.

Джозо, самый старший, в черной военной форме Кригвельта, невысокий, худой, со странным тихим голосом, который, тем не менее, был хорошо слышен даже среди самого громкого веселья. Рядом с ним шумно хохотал смутно знакомый по Франции Чиро, старшекурсник в темно-винном пиджаке Эдифьера. Чиро приветствовал Арригориагу как старого знакомого, хотя Алва едва ли мог припомнить пару-тройку встреч в школьных коридорах. Третьим соседом был Науэль, ровесник Алвы, темненький, подвижный, со странным выражением лица, которое баск счел забавным, – одновременно высокомерным и плаксивым.

Природное дружелюбие и привычка быстро сходиться с людьми помогли и на этот раз. К обеду он уже знал, что Джозо среднепотенциальный маг, но уже получил какую то значимую в Кригвельте награду, что Чиро уже нашел здесь все необходимое и даже больше для игры в мяч, так что по полдня будет пропадать на тренировках, а у Науэля здесь планы на очень серьезную научную работу, но ее тему раскрывать он не собирается даже под пытками.

Хлопоты первого дня утомили Алву сильнее, чем он думал: выбор новых учебных предметов было сделать непросто, так как, во-первых он с непривычки запутался в названиях, а во-вторых, неожиданно оказалось, что учебные программы разных школ заметно отличаются. Составление и регистрация нового плана занятий отняла несколько часов своими многочисленными формальностями, тогда как во Франции это делалось за несколько минут. Библиотекарь, ведшая подбор необходимых учебников, была совсем не улыбчива и не любезна и только заметила Алве, что если тот порвет или заляпает выданные книги, он будет платить так же, как и студент Сакретейшена. Оставшееся время заняли беседы с приставленными к нему студентов Сакретейшена, поиски аудитории, в которой должна была пройти лекция-знакомство с преподавательским составом. Все это вместе забрало всю жизненную энергию баска, и к вечеру Алва был полностью выжат.

Решительно отложив написание писем о том, как он устроился, отцу и другу на завтра, Алва, упал в кровать и устремил взгляд на потрескивающий в камине огонь, фоном слушая болтовню соседей.

Запертый в железном панцире небольшого камина огонь, дарил помимо естественного тепла, еще умиротворение и уют смотрящему на него баску. Бездумно глядя на пламя, Арригориага машинально играл с ним, заставляя оранжево-красные языки на поленьях принимать формы то странных цветов, то забавных животных.