Павел Беляев - Крылья нетопыря. Часть I. Сон разума

– Господа, а что такого, собственно, случилось? Господа? – слово держал короткостриженый Хеттура с лицом добрейшего из добряков. «Дева» в пыточной была его изобретением. – Не понимаю, чего все так переполошились? Ну, отказался Сота платить, что в этом фатального? Как будто кто-то ожидал от этого мерзавца чего-то хорошего. Разбойники? Они всегда кого-то грабят. А отсрочку Сатхаир Арду и впрямь можно дать, что здесь такого? Нам ведь, главное, получить эти деньги, верно?

– Нет, неверно! – наконец, подал голос Илия. Он подошёл и упёрся руками о стол прямо напротив Хеттуры. – Если святейшие братья не против, я бы хотел ответить на все ваши вопросы, святейший Хеттура.

Никто не был против.

– Начну с конца, – начал Илия. – Эти деньги нам нужны не послезавтра, не сегодня, и даже не вчера. Хочу напомнить святейшему Хеттуре, что Храмовые скалы – это не зелёные луга. За всю историю тут травинки не выросло, кроме плесени и мха. А как справедливо заметил Алеф, близятся холода. И нам нужно чем-то кормить людей и как-то обогревать их на этом продуваемом всеми ветрами острове.

– Что касается разбойников, – всё громче продолжал голос Синода. – Безусловно, они грабили всегда и всех. Всех, кроме церквей! Поскольку знали, что рытники отыщут их след даже в дедеровой кузнице. Даже ушкуйники уже не дерзят подобным. А Сота… Сота – это вообще отдельный случай. Мы можем много препираться о том, кто и чего мог ожидать от него, но Мелех прав – он создал прецедент. Донельзя паршивенький прецедент, доложу я вам, государи мои, – Илия покрутил перед своим лицом пятернёй. – Сатхаир Ард, да бог с ним, в конце концов, он единственный пока попросил об отсрочке. Но он просил! – голос Синода сделал ударение на слове «просил». – А Сота поставил нас перед фактом, что в этом году десятины от него не дождёмся. И рано или поздно об этом станет известно, государи мои. А то, что сделал один, когда-нибудь осмелится повторить другой.

Илия замолчал. Алеф было открыл рот, чтобы что-то сказать, но голос Синода остановил его.

– Прости меня, святейший брат, но я не закончил. Знаете, я вырос в предместьях Великого Новиграда. То ещё место было, доложу я вам. Там царила только одна власть – власть силы. Никакой местный староста или дозорный не сказал бы слово поперёк вольных. Так называли себя преступники, что подмяли под себя всю округу. Но ведь никто не рождается таким бандитом. Я своими глазами наблюдал, как простые весёлые мальчишки превращались в настоящих шакалов. Сначала они просто не выполняют своих обещаний. По мелочи, как бы не хотели обидеть. Им спускают. Потом они нарушают порядок. Слегка, что и говорить не стоит. Отчего смелеют. Потом задирают тебя, эдак шутя, не всерьёз. Но ты молчишь – шутка же. Их удары крепчают, но ты по-прежнему молчишь, ведь всё начиналось с шутки. Всё ещё не веришь. А дальше каждый из вас становится для них лишь дичью. Они охотятся на вас, гонят, как зверя, и упиваются вашим страхом. Вы пытаетесь их усмирить, говорите с ними, но время разговоров давно прошло. Они годами вырабатывают в себе способность охотиться на людей всегда, когда угодно. Но мы-то не учимся им противостоять, мы всё ещё говорим с ними…

– Вы, Илия, что-то уже заговорили, как Азарь, – поддел его Нахор.

– Азарь, конечно, редкостный мерзавец, – голос Синода выпрямился и пошёл к своему месту. – Но собеседником был превосходным. Прискорбно, что такой ум пошёл по пути ереси.

– Ещё и лучшего рытника у нас забрал, каналья! – поддакнул Алеф и снова развалился на стуле.

Илия наградил его хмурым взглядом и поднял со стола котомку.

– Я просто хотел сказать всем этим, уважаемый Нахор, что всё великое начинается с малого. Сегодня Сота в ультимативной форме отказался платить дань, а завтра так поступят все неревы разом. К тому же, он как бы намекает нам, что в своём горе мы сделались беззащитны. Никаким почтением к нашим павшим товарищам тут не пахнет. Поэтому, если Мироград не только не сочувствует нашему горю, а решил вдруг нажиться на нём… Я считаю, милостивые государи, что он должен разделить его! – грянул Илия. Так громко, что все вздрогнули.

Голос Синода обвёл всех тяжёлым взглядом и веско обронил.

– Я предлагаю в государствах, отвернувшихся от нас в час скорби, пока у Храмовых скал ещё сохраняется какая-то власть, ввести священную инквизицию.

Повисло молчание.

А потом Синод взорвался ропотом. Шумели так, будто на совете присутствовало не двенадцать человек, а все сто.

Илия поднял руку. Все умолкли.

– Наша боль станет их болью. Более того, так в умах мирян мы снова поставим себя выше правителей. Возможно, со временем сами правители смогут быть подсудны инквизиции. А чтобы ускорить этот процесс и предать ему невиданный доселе размах, я предлагаю вот эту книгу. – Илия достал из котомки «Молот ведьм» и грохнул его на стол. – Изучите, господа.

Члены Священного Синода после беглого пролистывания принялись передавать роковой трактат по кругу. Кто-то цокал и качал головой, кто-то удивлённо поднимал брови, кто-то откровенно хватался за голову.

Илия смотрел на всё горящим взглядом. Его грудь порывисто вздымалась, а самого преподобного бил озноб. Неосознанно он сжал кулаки и расправил грудь, как будто собирался лично намять бока всякому, кто рискнёт ослушаться воли Храмовых скал.

– И помните, господа. Доколе вечно и неприступно стоять Великому Храму, дотоле нерушим буде свет истинной веры. Храм зашатался.

Илия круто развернулся и покинул Большой стол. Дверь за его спиной громко захлопнулась.

Повисло молчание.

Члены Синода хмуро уставились на рукопись.

Сон был тяжёлым. Его рвали на части химеры разных миров. Неясные, полуразмытые образы, тени, привидения. Изломанные в крике лица. Висящие вниз головой на косых крестах люди. Высокие, подпирающие сводами небо зиккураты, куда целыми вереницами тянутся угрюмые невольники. Жертвенники из неизвестного белого камня, от которых по узким желобкам стекает кровь.

Тут же людей гнали на убой крепкие надсмотрщики в золотистых килтах и бармах. Каждый из них держал в руках короткое золотое копьё, усыпанное на конце рубинами и сапфирами.

Странные, наводящие неясный, безотчётный ужас иероглифы на жёлтых стенах.

Смрадный чад факелов.

Одетые так же, как и надсмотрщики, только с рубинами, алмазами и топазами на узких бармах жрецы. На головах они носили цилиндрические, расширяющиеся кверху головные уборы с тонкой золотистой змейкой спереди. Жрецы вдохновенно читают что-то из громадных чёрных книг, лежащих на позолоченных кафедрах.

Огонь, стоны. Снова какие-то лица, искажённые беззвучным криком. Снова кресты. Крылатые исполинские существа кружат в небе. Молнии бьют в дымящийся песок. Катятся вниз по ступеням зиккурата тела. В неистовой молитве на колени падают верующие.