Джордан Ифуэко - Лучезарная

– Может, нам… – Я помедлила. – Может, надо сжечь что-нибудь для ее тени?

Я видела похороны только дважды. Первый раз – в Суоне, когда мимо усадьбы Бекина прошествовала оглушительная похоронная процессия: дети и взрослые рыдали, потрясая маракасами из тыкв-горлянок и до синяков колотя себя в грудь.

Второй раз – здесь, в Детском Дворце, когда Дайо помазал в Совет Тео из Спарти.

В тот момент, когда Дайо коснулся лба Тео, кандидатка из Спарти по имени Йанте поднялась из-за обеденного стола, спокойно направилась в Зал Снов и выбросилась из окна.

Когда принесли ее тело, слуги Детского Дворца тоже завывали и били себя в грудь, как плакальщики из Суоны. Но я заметила, что глаза их были сухими. Вопли являлись лишь частью ритуала: считалось, что похоронить усопшего неоплаканным – значит навлечь на себя беду, а оплакать девочку из Спарти было больше некому. Йанте пересекла две тысячи миль, чтобы добраться до Олуона и попытаться получить место в Совете. Как я позже узнала, многие из неудачливых кандидатов добирались до столицы в одиночку и не могли позволить себе путешествие домой через камни переноса.

Когда плакальщики удалились и в Зале Снов воцарилась тишина, к злополучному окну тихо подошла Верховная Жрица Аритсара. Мбали навещала нас чаще остальных членов Совета. Ночью она прохаживалась между нами, успокаивая детей помладше, которые обмочили постель, и разговаривая с теми, кто просыпался от кошмаров.

Притворившись спящей, я наблюдала, как Мбали поставила на подоконник лампу с пальмовым маслом и вынула из кармана тонкую ткань – пояс кандидатки Йанте.

Жрица плакала – настоящими слезами, не чета показным крикам, которые звучали здесь ранее, – и поднесла уголок пояса к лампе. Ткань загорелась, в комнате внезапно похолодало. Я застыла от ужаса, видя, как прозрачная девочка вплыла в Зал Снов по воздуху – тени цеплялись за силуэт, как шлейф.

Она двигалась прямиком к Мбали.

Я вскочила, чтобы предупредить жрицу, но та остановила меня жестом.

«Не стоит, – объяснила Мбали. – У нее почти не осталось времени. Тени могут появиться только единожды после смерти. Часто они не приходят совсем… если умерли без сожалений».

Верховная Жрица осторожно протянула руки. Тень Йанте бросилась к ней и, к моему удивлению, обняла Мбали… она вела себя, как живой ребенок.

«Я буду по тебе скучать», – пожаловалась Йанте.

«Разве что недолго, – сказала Мбали, поцеловав прозрачную девочку в макушку и пытаясь унять собственную дрожь. – Там, куда ты идешь, ты не станешь скучать. Никогда. Ступай же, дитя. Ты наконец свободна».

Затем она прошептала благословение, и Йанте исчезла.

– Нам нужно сжечь какую-нибудь вещь твоей матери, – обратилась я к Санджиту, взяв масляную лампу. – И ты сможешь увидеть ее снова.

Лицо Санджита озарилось надеждой. Поколебавшись, он достал из кармана золотой ножной браслет.

– У меня есть только это.

– Необязательно сжигать весь целиком, – утешила его я, отцепляя от цепочки один из крошечных колокольчиков.

Я увидела воспоминание: женская нога отбивает ритм на пыльном полу, неподалеку раздается низкий смех. Я бросила колокольчик в лампу, глядя, как металл съеживается и плавится.

Ничего не произошло. Воздух оставался неподвижен. Санджит выглядел огорченным.

– Мбали считает, что тени появляются, только если их что-то терзает после смерти, – заметила я. – Или если им необходимо тебе что-то сказать. Возможно, это хороший знак.

Он кивнул, как деревянный. Отчаянно желая чувствовать себя полезной, я научила Санджита благословению, которая Мбали произнесла над тенью Йанте.

А потом мы сказали хором, глядя на огонь в лампе:

– Теперь ты бессмертна. Не сдвинуть тебя с места, как тысячу холмов, ставших единой горой. Да присоединишься ты к Шествию Эгунгуна – и да попадет душа твоя в Рай.

Лампа погасла. Когда Санджит заговорил снова, его голос был пугающе спокоен.

– Я хотел убить его, – начал он. – Весь день старался придумать, как сбежать из Ан-Илайобы, выскользнуть из Детского Дворца и проникнуть в тюрьму, где держат отца. – Санджит горько улыбнулся. – Но понял: это бы только заставило его мной гордиться. Тарисай, я надеюсь, что тобой никогда не будет гордиться чудовище. Это куда хуже, чем их презрение.

Я придвинулась к Санджиту поближе и провела большим пальцем по его мокрой от слез щеке.

– Так пусть он тебя стыдится. Останься здесь. Стань Помазанником. Будь защитником, а не убийцей. Джит, ты нужен Дайо. Он любит тебя, а ты любишь его. Ты ведь раньше всех прошел проверку Лучом. А это что-то значит, верно?

Санджит застыл.

– Знаешь, почему я прошел проверку? – Он вцепился в подлокотник дивана до побелевших костяшек. – У меня есть младший брат, похожий на принца. Я вижу людей, как мясник – животных: их сильные стороны и слабые. Кости и плоть. Но мой брат, Сендил… у него другой Дар. Он тоже видит уязвимые места, только в душах, а не в телах. Он понимает, почему люди страдают. И, как Дайо, всегда знает, что сказать.

Я кивнула, припоминая, какую чуткость Дайо проявил, решая проблему Цион’о и других кандидатов в суде.

– Отец считал моего брата чересчур мягким. Заставлял его участвовать в подпольных боях, как и меня. Дескать, это «сделает из него мужчину». Но Сендил всегда проигрывал. Он сочувствовал противникам, хорошо понимая их боль. И отец продал его в легион пустынных наемников. Ему было девять. Девять, Тарисай. Еще до того, как за ним пришли, Сендил умолял меня помочь ему сбежать. А я… отказался. Боялся, что отец с нами сделает, если поймает. И… – Лицо Санджита исказилось от боли. – Я хотел, чтобы Сендил стал солдатом. Решил, наемники сделают его сильнее. Он был слишком добрым, думал я. И наивным. Если бы он таким и остался, мир сожрал бы его заживо. Я ненавижу отца… но в глубине души я такой же, как он.

– Ты был ребенком, Джит. И хотел как лучше.

– Я предал брата, – сказал он резко. – А когда Сендил приехал в увольнительную годом позже, он стал совсем другим. Раньше он плакал, если отец избивал Аму. Теперь он просто смотрел, как будто… это вызывало у него уважение. И вместо того чтобы использовать Дар для помощи людям, он начал применять его для разрушения. Сендил никогда не лгал. Ему и не требовалось. Только раз взглянув на прохожего на улице, он уже знал, что именно сказать, чтобы тот расплакался. Даже отец его боялся. Он вернул Сендила наемникам, а потом Ама послала меня в столицу. Я больше никогда не видел брата.

– Мне жаль, – прошептала я, взяв Санджита за руки.

Он уставился в пространство перед собой, бездумно сжимая мои пальцы.

– Тень Амы не пришла, – пробормотал он. – Даже ради последних наставлений. Возможно, это означает, что она покоится с миром, а мое место – именно здесь. Ты права, Тар: я не могу позволить Дайо превратиться в Сендила. Я не позволю принцу потерять веру в людей, которых он любит. Он никогда не узнает, что означает предательство.