Клайв Льюис - Хроники Нарнии: последняя битва. Три повести

Через шесть дней после их высадки на Драконий остров Эдмунд проснулся неожиданно рано. Едва начало светать, но уже можно было различить стволы деревьев между лагерем и заливом, но не дальше. А проснулся он потому, что вроде бы слышал какие-то шорохи, поэтому приподнялся на локте и осмотрелся. Через минуту ему почудилось, что по опушке леса двигается тёмная фигура. Он сразу подумал: «Может, неправда, что на этом острове нет аборигенов?» Затем решил, что это Каспиан – тот примерно того же роста, – хотя знал, что Каспиан рядом спит, на своём месте. Эдмунд прихватил шпагу и отправился на разведку.

Когда крадучись он подошёл к лесу, тёмная фигура всё ещё была там. Сейчас Эдмунд хорошо видел, что этот человек меньше Каспиана, но больше Люси, и вовсе не собирается убегать. Со шпагой наготове он уже хотел бросить вызов незнакомцу, но тот вдруг тихо спросил:

– Это ты, Эдмунд?

– Да. А ты кто?

– Ты не узнаёшь меня? Это я, Юстас.

– Боже! И правда ты. Как я рад…

– Тише, – прервал его Юстас и пошатнулся, словно его не держали ноги.

Эдмунд подскочил к нему и подставил плечо.

– Эй, что с тобой? Тебе плохо?

Юстас долго молчал, и Эдмунду уже показалось, что он потерял сознание, когда раздался наконец его голос:

– Это было страшно. Ты не поймёшь… но теперь всё в порядке. Мы можем куда-нибудь пойти поговорить? Мне пока не хочется встречаться с остальными.

– Да, конечно, куда угодно – да хоть вон на те скалы. И ещё хочу сказать, что очень рад тебя видеть – ну, когда ты снова выглядишь как обычно. Наверное, это было трудное для тебя время.

Они направились к скалам и уселись там, глядя на залив и постепенно светлеющее небо с исчезающими одна за другой звёздами. И только одна, яркая, лишь спустилась ниже к горизонту, но осталась светить.

– Я не стану рассказывать тебе одному, как стал… драконом, это потом, сразу всем, чтобы покончить с этим, – сказал Юстас. – Кстати, я даже не понимал, что я дракон, пока не услышал, когда вернулся сюда утром, как вы произносите это слово. А вот как снова обрёл человечье обличье – расскажу.

– Начинай.

– В прошлую ночь я чувствовал себя несчастным больше, чем обычно. Да ещё из-за этого чёртова браслета всё болело…

– А сейчас прошло?

Юстас засмеялся – совсем не так, как привык слышать Эдмунд, и браслет легко соскочил с его руки.

– Вот он, и любой, кому захочется, может забрать его себе. Я уже говорил, что лежал без сна и раздумывал, что же будет со мной дальше. И тогда… – Он помолчал, прежде чем продолжить: – Но имей в виду: это всё мог быть просто сон. Я не знаю.

– Давай дальше, – попросил Эдмунд, набираясь терпения.

– Ну что же, ладно. Я поднял взгляд и увидел то, чего совершенно не ожидал: ко мне медленно приближался огромный лев. К тому же была одна странность: ведь вчерашняя ночь выдалась безлунной, а лев казался серебристым, будто от лунного света. Он подходил всё ближе, и я ужасно испугался. Ты, может, думаешь, что я, дракон, без труда мог бы справиться с любым львом, но это был другой страх, какой-то благоговейный. Я боялся не его зубов, а его самого – если ты понимаешь, о чём я. Он подошёл ко мне совсем близко и посмотрел в глаза, а я крепко зажмурился, хотя это было ни к чему, потому что он приказал мне следовать за ним.

– То есть он говорил?

– Не знаю. Теперь, когда ты спросил, я думаю, что нет, но тем не менее приказал. И я знал, что должен повиноваться, поэтому встал и пошёл. И он повёл меня долгим путём в горы. Странно, но, где бы мы ни шли, всюду льва заливал лунный свет. И вот наконец мы оказались на вершине горы, которой я никогда раньше не видел. Там был сад – деревья, плоды и всё прочее, – а в самом центре колодец. Я понял, что это колодец, потому что было видно, как вода бьёт ключом с его дна, но этот оказался гораздо больше, чем другие, и походил на большую круглую ванну с мраморными ступенями, которые вели в его глубину. Вода была прозрачная, и я подумал, что, если окунусь в него, лапа перестанет болеть, но лев сказал, что мне нужно сначала раздеться. Не забудь: я не уверен, что он произнёс хоть слово.

Я собирался объяснить, что не могу раздеться, потому что на мне нет одежды, но вдруг подумал, что драконы в родстве со змеями, а змеи могут сбрасывать кожу. Наверняка лев именно это и имел в виду. И я принялся царапать себя, засыпал всё вокруг чешуёй. Когда она наконец исчезла, я стал царапать чуть глубже, и вслед за чешуёй с меня, словно с банана, полезла шкура. Через минуту-другую я вылез из неё совсем. Шкура лежала у моих ног и выглядела омерзительно. Чувство, которое я испытал, прежде чем направиться к колодцу, чтобы искупаться, не передать словами.

Собираясь опустить ноги в воду, я взглянул вниз и увидел, что они такие же костлявые, грубые, сморщенные и чешуйчатые, как были прежде. «Ну и ладно, – сказал я себе. – Это значит, что у меня внизу другая одёжка, поменьше размером, и мне нужно сбросить и её». Я снова принялся царапать и рвать, и эта нижняя шкура тоже сползла, я вылез из неё, оставил лежать рядом с первой и пошёл к колодцу.

И всё повторилось. Тогда я подумал: сколько же ещё шкур придётся содрать, прежде чем я смогу погрузить в воду свою лапу? Содрал и сбросил я и третью шкуру, но, взглянув на себя в воде, понял, что всё не так уж хорошо.

Тогда лев сказал (хотя я и не уверен, что он произносил эти слова): «Ты должен позволить мне раздеть тебя». Должен признаться, я жутко боялся его когтей, но, поскольку был близок к отчаянию, всё же лёг на спину и приготовился терпеть адскую боль.

Первый рывок был такой глубокий, словно когти льва ухватили меня за сердце. И когда он начал сдирать с меня шкуру, от боли я едва не терял сознание. Единственное, что давало мне силы вынести это, – осознание, что кожа сдирается. Знаешь, это как сдирать корку с заживающей ранки: больно, но в то же время забавно видеть, как появляется новая нежная кожица.

– Я тебя понимаю, – сказал Эдмунд.

– Да, он содрал всю эту ужасную шкуру – так же как я сам сдирал три раза, только тогда не было больно, – и вот она лежала на траве, толще, темнее и узловатее, чем те, прежние. А я был гладкий, как ободранный прутик, и даже стал, кажется, меньше ростом, чем себя помнил. Затем он схватил меня – что мне не понравилось, потому что, лишившись шкуры, я стал очень чувствительным, – и бросил в воду. В первый момент я почувствовал жгучую боль, а потом вода стала просто восхитительной, и я плавал и плескался и чувствовал, что боль из руки уходит, и тут увидел почему: я снова стал мальчиком. Ты не можешь представить, как я обрадовался, увидев собственные руки. Я понимал, что на них совсем нет мускулов, что они никуда не годятся по сравнению с руками Каспиана, но всё равно был так рад увидеть их! Немного погодя лев вытащил меня из воды и одел…