Андрэ Нортон - Колдовской мир. Хрустальный грифон

Видимо, в Иткрипте мне не найти сейчас пристанища. Для наших девушек надеть кольчугу – далеко не обычное дело. Джойсан была в кольчуге, а ее товарищ умирал; следовательно, Иткрипт осажден или уже пал.

Это не привело меня в смятение, напротив, вдохнуло новые силы. Я почувствовал долг перед Джойсан, независимо от того, рада будет она меня видеть или нет. Если моя невеста в опасности, я должен поспешить на выручку.

Ульмсдейл, когда-то принадлежавший отцу, а теперь находившийся в руках тех, кто замыслил недоброе. Иткрипт, возможно захваченный врагом…

Я шел от одной опасности к другой. Смерть буквально наступала на пятки. Но такова была моя дорога, и я не мог сделать иного выбора.

Видение исчезло, и тут же нахлынула неодолимая слабость. Я проспал в своем убежище весь день, проснулся уже в темноте. Лошадь стояла надо мной, не сойдя с места, словно несла караул.

На небе собирались зловещие тучи, скрывшие из виду Кулак Великана. Когда я поднялся на ноги, лошадь прижалась ко мне, и запах конского пота ударил в ноздри.

Я попытался успокоить лошадь, ласково поглаживая ее по шее. Это был страх, настоящий страх: иссушающее душу ожидание чего-то кошмарного, как будто вокруг собирались сверхъестественные Силы, враждебные всему человеческому роду, Силы, которые могли сдуть человека, как пылинку, со своего пути.

Я стоял, прижавшись спиной к каменному выступу; не знаю, почему, но я боялся, как никогда в жизни.

Ни ветерка, ни звука. Это жуткое спокойствие увеличивало мой страх. Долина, горы, весь мир – все съежилось и ожидало чего-то.

На востоке полыхнула молния, как будто ослепительная трещина расколола небеса. На востоке, над морем…

Ветер и волны, о которых говорили «родственники»… Значит, все-таки решили их вызвать? Стало быть, корабль захватчиков должен был находиться недалеко от Ульмспорта, а у них было мало времени, чтобы подготовить свои планы. Что же произошло?

Лошадь издала странный, почти человеческий жалобный звук, похожий на хныканье. Казалось, воздух выдавливается из легких; дышать стало невыносимо трудно. Молнии рассекали небо в полном безмолвии. А затем послышался гул, как будто тысячи боевых барабанов забили одновременно.

Сгустилась непроглядная тьма. Такой бури я не видел ни разу в жизни. Где-то в глубинах памяти что-то шевельнулось. Впрочем, конечно, это была не память, так как я вспомнил не свою жизнь, а чужую…

Нет, глупости! Не может человек иметь несколько жизней…

Кожу, там, где она не была прикрыта одеждой, жгло и пощипывало, будто сам воздух был отравлен. Затем возник свет – не в небе. Камни стали излучать сияние, превратились в бледные фонари.

И в третий раз молния вспыхнула на востоке, потом донесся гром. И тут поднялся ветер.

Ветер, какого (я могу поклясться) наши долины никогда еще не видели. Я спрятал лицо в лошадиную гриву. Дикий вой ветра переполнил уши, оглушил, от него не было спасения. Я боялся, что вихрь выдернет нас из нашего жалкого убежища и потащит по камням, разобьет насмерть.

Я вонзил копыта в землю, изо всех сил прижался к валунам спиной и боком. Лошадь сделала то же самое. Если она и ржала от страха, то теперь я не слышал ее, совершенно оглушенный. Бой барабанов превратился в сплошной грохот, которому не было конца.

Я утратил способность думать, только съеживался и глубже вжимался в камни, надеясь, что нам удастся уцелеть под яростью этой бури. Но она никак не заканчивалась, и постепенно я стал привыкать к ней. Я уже понял, что ветер дует с востока и вся его энергия направлена с моря на Ульмспорт.

Трудно представить, что такая буря может сотворить с побережьем. Оно будет полностью опустошено могучими волнами. Вражеский флот, находись он в это время возле берега, будет полностью уничтожен. Но вместе с врагами пострадают и невинные люди. Что будет с Ульмспортом и жителями окрестностей? Если эта буря создана (вернее, вызвана) теми, кто сидит в Ульмскипе, значит они утратили контроль над могущественными Силами. Буря оказалась гораздо сильнее, чем они предполагали.

Я потерял счет времени. Не было ни дня, ни ночи – только кромешный мрак, и грохот, и страх, страх, вызванный не природой, а чем-то сверхъестественным.

Что с крепостью? Мне казалось, что ветер способен свернуть даже огромные камни, из которых сложена крепость, развалить ее на части.

Буря стихла внезапно, в одно мгновение. Только что царили грохот и свист – и вдруг наступила тишина: полная, мертвая, не менее оглушающая, чем рев стихии. Раздалось слабое ржание лошади, выбравшейся на открытое место.

Черные тучи, разорванные в клочья, как знамя моего отца, стремительно и без остатка таяли. Снова был рассвет. Сколько же времени длился этот ужас?

Я, спотыкаясь, побрел за лошадью.

Воздух уже не был наполнен жгучей кислотой, раздиравшей легкие. Он стал свежим и холодным.

Надо было посмотреть, что там, внизу. Ведя Хику вдоль горного хребта на краю долины, я направился к Кулаку Великана. Обширные пространства были опустошены. Там, где росли деревья и кусты, остались глубокие шрамы на теле земли. Так очевидны были следы разрушений, что я частично приготовился к тому, что мне предстоит увидеть в самой долине. Но все оказалось гораздо хуже.

Часть крепости еще стояла… А вокруг нее разлилась вода – море воды, на поверхности которой плавали какие-то обломки – то ли корабельные мачты, то ли остатки домов.

Спасся ли кто-нибудь? Я не видел никаких признаков жизни. Вся деревня ушла под воду, виднелись только несколько крыш. Значит, те, кто так безрассудно обратился к могущественным Силам, просчитались? И тоже погибли во время бури? Хорошо бы… Но Ульмсдейл погиб, это совершенно ясно.

Ни один человек никогда больше не сможет здесь жить. То, что море захватило, оно не вернет. Если завоеватели надеялись использовать Ульмсдейл в качестве плацдарма, то они просчитались.

Я отвернулся от остатков крепости. Нужно узнать, что произошло с Джойсан, и помочь ей. А затем… затем меня ждали бои на юге.

И я пошел прочь от Кулака Великана, не желая больше смотреть на уничтоженную долину. Сердце щемило, но не из-за потери. Нет. Я никогда не чувствовал себя владельцем Ульмсдейла, однако это была земля моего отца, которую он любил и за которую мог бы отдать жизнь. Я проклинал тех, кто погубил ее.

Мы стояли под луной, на каменных плитах, грифон сверкал у меня на груди. И тут Торосс выскользнул из моих рук на землю. Я опустилась возле него на колени, чтобы разглядеть рану. Голова Торосса была бессильно откинута, из уголка рта стекала струйка крови. Когда я увидела рану, то не поверила, что он смог уйти со мной так далеко. У меня было достаточно знаний о целительстве, полученных от госпожи Мэт, чтобы понять, что это действительно был смертельный удар, но все же я разрезала свое нижнее белье его ножом и приложила тампон к ране, чтобы остановить кровь. Я ласково прижала его голову к себе. Так мало я могла сделать, чтобы облегчить кончину этого человека, который отдал свою жизнь, чтобы я могла жить. В свете грифона и луны я хорошо видела его лицо.