Андрэ Нортон - Колдовской мир. Хрустальный грифон

Какие повороты судьбы свели нас вместе? Если бы я позволила себе, то, возможно, захотела бы радостно приветствовать Торосса как моего господина. Почему я этого не сделала?

В библиотеке аббатства я открыла для себя много любопытных знаний, которым обычно не учат, – возможно, они считаются тайнами Пламени. И теперь я вспомнила, что говорилось в одном из свитков рун: каждый человек – мужчина или женщина – не живет одной жизнью, а скорее возвращается в этот мир в другое время с целью уплаты какого-то долга, который он или она должны другому. Поэтому в каждой жизни человек связан с кем-то другим узами, которые не относятся к этой жизни и времени, но уходят далеко в прошлое, в которое не может проникнуть ни один провидец.

Торосса с самого начала тянуло ко мне так сильно, что он чуть не лишил чести свой Дом, разыскивая меня, чтобы вызвать во мне подобное чувство. И хотя я отвергла его, он пришел мне на выручку, чтобы умереть у меня на руках, потому что моя жизнь значила для него больше, чем его собственная. В каком долгу он был передо мной, если это старое убеждение было правдой? Или он теперь возложил на меня какой-то долг, который должен быть выплачен в свою очередь?

Он пошевельнулся. Я наклонилась и услышала шепот:

– Воды…

Вода! Я понимала, что за водой нужно идти к реке, но она была далеко. Я выжала подол своей юбки и смочила его лицо, понимая, что этого недостаточно. Затем в мертвенно-белом свете луны я увидела, что вокруг растут высокие растения – мне до плеча. На их мясистых листьях блестели серебряные капли. Я узнала растения, о которых мне рассказывала госпожа Мэт. Они обладали способностью конденсировать на своих листьях влагу, когда наступала ночь.

Я положила Торосса на землю и пошла собирать этот неожиданный дар, осторожно срывая самые большие листья, чтобы не пролить их драгоценный груз. И я поднесла листья к его губам, смочила их, влила несколько капель ему в рот. Этого было, конечно, мало, ничтожно мало, но, похоже, листья обладали лечебным свойством, потому что даже нескольких капелек хватило, чтобы утолить жажду Торосса.

Я снова прижала его голову к себе, и тут он открыл глаза, увидел меня и улыбнулся:

– Моя госпожа… – Я хотела остановить его: говорить ему было нельзя. Он тратил на слова силы, которых и так оставалось немного. Однако Торосс не послушался. – Я… знал, моя госпожа, с самого первого раза, когда увидел… тебя. – Его голос с каждым словом становился тверже, вместо того чтобы слабеть. – Ты очень красива, Джойсан, очень умна, желанна. Но… – Он закашлялся, и струйка крови снова потекла по подбородку. Я быстро вытерла кровь влажными листьями. – Но ты не для меня. – Торосс долго молчал, затем добавил: – Не из-за наследства, Джойсан, поверь мне. Я умру с тяжелым сердцем, если ты думаешь, что я желал стать хозяином Иткрипта. Я… я хотел тебя!

– Знаю, – заверила я его.

Возможно, родственники и побуждали его жениться на мне из-за наследства, но Торосс желал именно меня, а не дороги к трону. Очень жаль, что все, что я могла испытывать к нему, – это дружба и такая любовь, какую можно подарить брату, и ничего больше.

Торосс снова стал кашлять и задыхаться. Говорить он уже не мог.

Я решила, что должна облегчить страдания, солгать ему, чтобы он поверил мне.

– Если бы ты остался жив, я стала бы твоей, Торосс.

Он улыбнулся, и эта улыбка стрелой вонзилась мне в сердце. Я видела, что он поверил мне. Затем Торосс слегка повернул голову, прижался окровавленными губами к моей груди, закрыл глаза и затих, словно уснул. Но это не было сном… Через некоторое время я положила его и, пошатываясь, поднялась на ноги, оглядываясь по сторонам, не в силах в тот момент взглянуть на него.

Мы попали в Место Силы, созданное Древними. Я остановилась здесь только потому, что не могла дальше вести Торосса. Теперь я решила осмотреться.

Здесь не было ни стен, ни их остатков, только мостовая, ослепительная в лунном свете. Впервые я заметила, что камни тоже испускают бледное сияние, похожее на свечение моего шара. И все же эти камни, несмотря на их блеск, казалось, мало отличались от камней, которые образовывали стены Иткрипта. Вот только свет, исходивший от них, немного пульсировал, он приходил и уходил, как будто дышало какое-то огромное животное.

Не только свечение, но и форма мостовой поразила меня. Она была уложена в виде пятиконечной звезды. Пока я стояла там, слегка покачиваясь, она, казалось, навязывала свою форму моим глазам, как будто в ней был смысл, который мне необходимо было увидеть и понять. Однако мои знания о Древних были так отрывочны! Ясно одно: это место было создано не для служения Темной Силе, а для Света, и оно действительно было Местом Силы, остатки которой до сих пор витали в воздухе.

Знать бы, как их использовать! Может быть, я спасла бы Торосса, да и жителей долин, которые сейчас считают меня своим предводителем. И я заплакала, заплакала от духовного одиночества, от утраты того, чего не имела.

Внезапно я что-то почувствовала, запрокинула голову и посмотрела вверх, раскинув руки в стороны. Я как будто хотела открыть вечно закрытую дверь, открыть себя Свету! Вот только как молить об этом… И мои руки опустились. Жаль: мне предложили нечто важное, чудесное, а я не смогла даже принять дар. Эта мысль была горше всего.

Все еще переживая утрату, я повернулась к Тороссу. Он лежал, как будто спал, и сияние камней окружало его со всех сторон. Я не могла похоронить его здесь по обычаю долин – одеть в доспехи, сложить руки на рукояти меча, чтобы ясно было, что он погиб как воин… Даже этого я не могла сделать для него. Но здесь мне не казалось это необходимым. Торосс лежал в сиянии славы, и я поняла, что мне не нужно думать о его гробнице.

Я встала на колени, сложила его руки на груди. Затем поцеловала его так, как он того желал. Желал больше жизни, хоть я и не могла разделить с ним судьбу.

Я нарвала цветов и ароматных трав, укрыла ими тело Торосса, оставив открытым только лицо, повернулась и пошла прочь, твердо зная, что дорогому для меня человеку будет здесь хорошо, независимо от того, что происходит сейчас в разграбленной и измученной войной стране.

За краями звезды я заколебалась. Должна ли я вернуться по своему пути или попытаться идти дальше, используя лес в качестве укрытия, надеясь, что за ним я найду какой-нибудь след, по которому пошел мой народ? В конце концов я выбрала последнее. Здесь деревья росли гуще и не было никакой тропинки, и я не могла быть уверена, что иду прямо. Я не была лесничим и, возможно, блуждала. Но я сделала все, что могла.

Добравшись до густой стены кустов на опушке леса, я почувствовала, что падаю с ног от усталости, голода и жажды. Но передо мной был сужающийся конец долины и холмы, через которые, должно быть, бежали беженцы из Иткрипта. Небо стало светлеть, близилось утро. Свет шара угас, я осталась одна, и тяжесть лежала у меня на сердце.