Елена Версэ - Пыль, пепел, кровь и песок

– Забавно, – пребывая в глубокой задумчивости, произнес Тансиар. – А ведь мы приговорены друг к другу. Как эти звезды…

– Мы? – удивленно переспросил Сидаль.

– Да. Ты, я и наша семья. Мы приговорены быть вместе, как эти звезды на небе. Ведь родных не выбирают. Как и времена.

– А кого выбирают?

– Друзей, женщин, лошадей… И свой последний бой, если тебе улыбнется удача, – Чиаро криво усмехнулся, и в этой усмешке не было и тени радости, – но только не семью. Тут уж как повезет…

– Я где-то читал, что Цера и Кьяро всегда светят вместе, а Эррат то загорается, то гаснет.

– Между двумя всегда стоит кто-то третий. Даже у звезд, – с какой-то отрешенностью сказал старший брат. – Никогда не вставай между двумя, когда они объяты страстью…

– Тансиар! – позвал старшего Сидаль.

– Да? – тот резко обернулся, словно его разбудили.

– Ведь если они придут, то они сожгут и разорят здесь все, – не унималось чудо. Жажда действия рано или поздно погубит братишку, это точно.

– Что ж, если им это надо, пусть приходят. – Тансиара занимало только редкое небесное явление, он снова смотрел в окно, подняв голову.

Как он мог думать о чем-то другом, кроме этого злополучного брака? Нааяр их кровный брат! Пусть они с Тансиаром и от разных матерей, отец у них общий, значит, и сердце одно. Кому, как не им, следует позаботиться о будущем Эдэрэра, будущего Владыки Царства Вечности?

– Может и стоит уничтожить то, чему суждено быть уничтоженным и что рано или поздно станет таковым.

– Что ты такое говоришь? – Сидаль с ужасом посмотрел на брата.

– То, что слышал. Умирающее либо должно умереть само, либо ему кто-то должен помочь это сделать. Разве мы не так поступили с Прежними [13] Прежние (Восславляющие, Извечные, Апритории – в переводе «Бывшие «до»). По убеждениям римениан, это те, кто населял Сантарэ до их прихода и у кого был отвоеван Римериан. ? Явились и взяли то, что, как мы считали, должно было принадлежать нам. Оно погибало, медленно и неотвратимо, а римериане пришли на смену Извечным и сами стали ими. И мы, говоря по совести, не так уж плохо заменяли их, но всему приходит конец…

– Кто-то считает, что они создали нас, – подал голос младший брат, – а мы их забыли…

– Что ж, меня бы это не удивило, – задумчиво проговорил Чиаро, снова смотря в стремительно темневшее небо. – Даже боги совершают глупости. Сначала делают, а потом забывают. Мы – их, а они – нас…

Тансиар мог ненавидеть Престол и Совет, но Сидаль никогда бы и подумать не смог, что брат с таким ужасающим безразличием станет говорить о вторжении врагов. Он не таков, его жестокий, но все знающий и понимающий любимый брат! Чиаро сдержан и подчас резок в высказываниях, но свою родину он не предаст. Он ведет себя так, потому что обстоятельства вынуждают его быть жестким, вести войска на Черту и отбивать ежедневные атаки ашесов, которым никогда не будет конца, потому что за Вратами [14] Врата Вечности – так римерианцы образно называют восемь врат в Римериан. враги, а, возможно, они есть и внутри. Поэтому брат не может быть добрым – Эбену не нужна его доброта. Вот когда она ему понадобится, Тансиар изменится и станет тем, кем потребует от него стать Римериан. А пока…

У потолочного свода уютно, по-домашнему ворковали голуби. Жили они тут что ли? С другой стороны, почему бы и нет? Пристанище храмовников [15] Служители Темполия (то же, что служители Вечности и жрецы Ее Храма). ничем не хуже любого другого. В холода здесь тепло, летом – прохладно, да и с голоду умереть жрецы не дадут.

Вот один голубь расправил крылья и, отчетливо-звонко хлопнув ими, спорхнул вниз. Белое перо с красными крапинками упало на черный мрамор пола. Как заметно на нем…

Видение заворожило на миг, но стоило Чиаро моргнуть, и оно исчезло. Показалось. Это всего лишь брошенный кем-то под ноги молодоженам белокрыльник. Но почему ему почудилось красное? Только лишь потому, что его так много сегодня? От длинных развевающихся на восьми ветрах флагах с изображением Алой Звезды [16] Алая Звезда – восьмилучевая звезда, ставшая символом Римериана и изображенная на его гербе. на улице и до вывешенного в самом Темполии [17] Темполий (Святилище, Храм, Обитель Вечности) – главный храм всех римерианцев, расположенный в центре Эбена. Настоятеля Темполия называли Верховным Темполийцем. знамени. Или тебе, безумцу, уже везде видится кровь? Не навоевался еще? Слышал бы Владыка его внутренний монолог! А, если подумать, может, отец и слышит… Забавный, должно быть, у него со стороны вид: Альентэ, уставший от войны, все равно, что протянувший руку давнему врагу Владыка – нонсенс, ошибка природы. Такого не бывает! Не бывает, но есть… Еще недавно их народы нещадно резали друг друга в кровопролитных боях, и ничто не могло их примирить. А теперь? Одним движением руки, одним словом «согласна» это сделает пепельная? В подобное верится с трудом. Интересно, что бы ему ответили братья, если бы полководец открыто высказал свое мнение? Сидаль вот не принял решение отца и даже посмел сказать об этом вслух. Хорошо еще, что не отцу. Остальные сыновья Владыки поступят умнее – каждый из них подумает о своем, но все вместе они будут молчать.

Вспомнив о младшем брате, Тансиар нашел его глазами в разделявшей их толпе. Маленький брат, оказывается, тоже высматривал его и, в конце концов, увидев, несмело кивнул старшему. Чиаро криво, но тепло улыбнулся и поправил шнуровку своего плаща.

Всем не терпелось узреть невесту. Новобрачные должны были войти вместе, рука об руку. Женщина – справа, римерианец – слева. Жених обязан был довести ее до Алтаря и там, перед лицом Вечности и Вечных Сил [18], их кровный союз соединил бы служитель все той же самой Вечности.

Тансиару уже хотелось поскорее закончить со всей этой канителью и отправиться куда-нибудь в город развлечься. Найти друзей, ну или тех, кто почитает себя таковыми, и отпраздновать с ними сие знаменательное событие. Подальше от всех этих напыщенных своей знатностью и положением приториев. Сказать по чести, Чиаро от их высокомерности просто тошнило, но покинуть Храм до совершения обряда он не мог.

И все же любое ожидание когда-нибудь заканчивается, подошло к концу и это.

Тяжелые вычурные створки дверей распахнулись медленно и величественно, впуская уличный сквозняк и длинную процессию, протянувшуюся от Заблудшего до Темполия.

И воин, наконец, увидел их: брата-наследника и его невесту.

Узкая ладонь приподняла подол ярко-алого, как лепестки роз, платья, и перевязанная красной атласной лентой ножка в бархатной бардовой туфельке ступила на каменные плиты древнего святилища.