Василий Московский - Пепел и Кровь

В твоем гербе невинность лилий,

В моем – багряные цветы.

И близок бой, рога завыли,

Сверкнули золотом щиты.

Н.С. Гумилёв

С холма веяло чем-то потусторонне-жутким.

В мутной мгле то и дело вспыхивали и гасли призрачные, холодные огоньки, а ветер доносил обрывки странного, беззвучного пения. От этого пения дрожь пробирала до самых кончиков пальцев, и страх леденил душу похлеще, чем промозглая сырость ненастной осенней ночи.

Алвин Хармунд, капитан отряда Чёрных Оборванцев, плотнее закутался в плащ и зашагал к одному из костров, разгоняющих стылый, липкий туман.

Вокруг костра сидело трое. Хельмлинги, как и он сам. Сержанты его отряда, посланного за горсткой врагов, ускользнувших с поля битвы. Черных Оборванцев не было бы здесь, если бы Алвин не знал, что с недобитками ускользнул сын самого гаэльского тирана и кто-то из бледных демонов, кто на кой-то ляд понадобился лорду Элбри. Награда за их бошки будет щедрой. А если удастся взять паршивцев живыми, то и того более. Только только эти мысли и согревали среди жуткой, стылой и промозглой ночи.

– Ну что, орлы! – криво усмехнулся Алвин. – Как сидится?

– Да, вот, караулим, – ответствовал светловолосый красавец Дагоберт, сплюнув изжёванную уже травинку. Отблеск пламени ещё резче очерчивал его хищное лицо, колючими искорками поблескивал в светлых глазах и жарко горел в гриве волос. – Да толку-то? Туман такой, что ни черта не видать!

Это было правдой. Плотный, липкий ледяной покров окутал каменистые холмы непроницаемой завесой. В стылой мути едва угадывались очертания древних валунов и колючего кустарника.

– А ну, не поминай чёрта! – суровый взгляд Осберта устремился на Дагоберта испод угольно-чёрных кустистых бровей. Бородатый угрюмый великан деловито водил точилом по лезвию огромного меча, шириной в ладонь здорового мужчины. И только Осберт мог поднять этот клинок, тем более, замахнуться им и ударить. Этот великан с суровым квадратным лицом, заросшим чёрной бородой, со свирепыми льдисто-серыми глазами, отличался глубокой набожностью, кротостью и даже пугливостью во всех тех делах, что касались потустороннего. Это часто служило поводом дружеского зубоскальства, но Ос не обижался. – Забыл, где мы находимся и с кем связались? Тут только помяни Проклятого, мигом явится по душу твою!

И как будто подтверждая его слова, на вершине холма вспыхнул и погас особенно яркий огонёк, а беззвучное пение как будто бы замерло на ноте не то вздоха, не то плача. Четверо товарищей невольно настороженно замолчали.

– Да ты присядь, капитан, – Эльфин подвинулся на так удобно лежащем валуне и похлопал по освободившемуся пространству рядом. Его кольчугу и наручи, так же как и у других, покрывала тонкая плёночка влаги. Проклятый туман пропитывал всё: от него тяжелела и неприятно льнула к телу одежда, липли к лицу волосы, а воздух казался густым и застревал в глотке.

– Благодарствую, – Алвин сел рядом с Эльфином и с наслаждением протянул озябшие руки к огню. Живительное тепло коснулось ладоней, растеклось по занемевшим пальцам, постепенно разливаясь по телу, согревая и как будто лаская. Вот, оказывается, как немного нужно человеку для счастья! Сейчас бы, правда, не у Проклятого на рогах сидеть, а в тёплой, уютной постели валяться. Чтобы вино крепкое на столике рядом. Чтобы жарко камин горел. И ещё чтобы рядом такая же тёплая, красивая и резвая баба…ну, ладно, это потом. Сначала ещё очень много нужно сделать!

– Как рука? – Алвин глазами указал на кисть Дагоберта, замотанную в некогда белую ткань. Метка белого демона…одного из тех, кто сражался за гаэлей.

– Ничего, Ал, спасибо, – Дагоберт согнул локоть больной руки, сжал и разжал кулак. – Заживёт. Меч удержу и тварей завтра нарублю вдоволь.

– Вот и славно, – покивал капитан.

Огонь тихо и глухо пел свою песню. В костре потрескивал сухой валежник. К небу вился густой дым, в котором кружились пляшущие искорки. Горькую сырость тумана разгонял тёплый, терпко-пряный запах костра, отдающий странным уютом походного лагеря. Умиротворяло присутствие товарищей. Чувство, что рядом друг, который всегда вовремя протянет руку помощи, когда ты будешь нуждаться в ней. Но стылая, сырая мгла ненастной осенней ночи отравляла смутным беспокойством, неясной тревогой, ноющей, словно застарелая рана. Алвин не мог понять, что это. Этот внутренний озноб, вязкую тревогу, за которой, в тени, пряталось странное ощущение безысходного бессилия и ощущение близкой и страшной смерти. Та смесь беспомощности, отчаяния, которую он не ощущал уже много лет, с того самого дня, как стал безземельным бродягой. И, судя по напряжённому молчанию товарищей, они разделяли его чувства, но стыдились признаться в них даже сами себе.

Мучительное молчание нарушил Дагоберт:

– Проклятие! – он смачно сплюнул в костёр. – Ненавижу так сидеть и ждать! Хоть бы драться скорее!

Он бросил взгляд на затянутый туманом холм. Пение там как будто бы прекратилось, но туман там двигался как-то странно. Вихрясь и извиваясь, он кружил вокруг вершины холма, и в его клубах смутно проступали очертания призрачных фигур, мерцающих так как будто бы за холмом восходила бледная, ущербная луна. По позвоночнику поползло ощущение холодной жути. Лишь отдалённое пение священника, невидимой защитой окутывающее лагерь, придавало уверенности и немного успокаивало. Так согревает солнечный луч посреди стужи ранней весны.

– Душу тянут, проклятые! – процедил сквозь зубы Эльфин. – Как только люди с этими, вот, тварями связаться могли? Верно, значит, говорят, что гаэли души Проклятому продали, раз в подмогу белых демонов позвали!

– А ты что думал? – пробурчал в бороду Ос, выдвинув меч в ножны. – Дрянь к дряни липнет. Чего ещё ждать от еретиков и полуязычников?

– И то верно, – пробормотал вполголоса Эльфин, пошевелив палкой в костре.

– Вона как снова завыли! – Осберт с праведной ненавистью посмотрел на вершину холма, окутанную туманом и мраком, – силу нечистую себе в подмогу зовут. Нам бы тоже в пору молиться. Ибо только милостью Божией спасемся!

Осберт, как всегда, о своем. Будь они в родном Брингольте, на одной из тех многочисленных войн, что вели между собой графы и бароны, Дагоберт отпустил бы скабрезную шуточку, и все бы посмеялись вдоволь, забыв о тяготах похода. Но, сейчас Чёрным Оборванцам было не до шуток. Призрачные огни да протяжное едва слышное пение, сплетающееся с голосом ветра, жутко действовали на нервы. И, как назло священник в отряде был только один. И тот ещё совсем молоденький, почти мальчишка-послушник. Справится он с древним колдовством? Не убоится ли? Одному только Всетворцу это и ведомо! А страх так и цепляется, как клещ, кровь сосёт, душу выматывает!