Василий Московский - Пепел и Кровь

– Знаете, что мне непонятно? – Дагоберт задумчиво пошевелил палкой в костре. – На кой хрен его светлости понадобилась девка-чародейка?

Алвин пожал плечами:

– Да, вроде, его светолость за каждого пленного альва платит хорошие деньги – приподнял бровь Эльфин. – Вообще, конечно, интересное распоряжение. Его светлость платил по триста фунтов серебром каждому. Каждому! Видимо, нужны они ему для чего-то.

Осберт снова горько усмехнулся и покачал головой.

– И он просил особо об этом не распространяться, – Дагоберт помассировал больную руку. – Интересно, почему? Зачем они ему?

– А наше ли это дело? – Эльфин пожал плечами, звякнув кольчугой, поверх которой сверкала заклёпками бригантина и стальные наплечники. – Нам платят – мы выполняем свою работу. Чё хмуришься, Ос? Всегда так было!

– Эх, братцы, слишком часто мы о золоте стали задумываться, забывая об истинных сокровищах! – сокрушённо покачал головой Осберт.

– Увы, жизнь – штука затратная, – парировал Эльфин.

– Не хлебом единым жив человек, – проговорил Осберт, подняв меч, и могучий клинок сверкнул в отблесках костра во всём безупречном великолепии – меч Вершителя ни дать, ни взять! Того и гляди, полыхнёт чистейшими языками небесного огня! Осберт перевёл тяжёлый взгляд на Эльфина: – В Царствие Дэорово сокровища земные не заберёшь.

Дагоберт хохотнул:

– Согласен с тобой Ос. Если тебе будет очень тяжело, знай, что у тебя есть друзья, с которыми ты можешь поделиться тяжестью своей ноши.

Оборванцы рассмеялись. Даже Осберт улыбнулся. Но смолчал.

– Да нам и без Осберта помогли слуги Дэоровы, – едко ухмыльнулся Алвин. – После того, как мы нашу добычу отдали, я чувствую особенную лёгкость.

В дубраве у самых границ со Старклайдом, отряд Алвина напоролся на лёгких конников альвов. Разведчиков. Судя по всему, они были молодыми, малоопытными, раз выдали себя с головой и позволили себя окружить. Либо нарочно отвлекали от чего-то более важного. Сражение было скоротечным. Но крайне ожесточённым – первая за последнее время “весёлая” рубка Алвина. Когда Чёрным Оборванцам пришлось применить всё своё мастерство и умение. Но ни скорость, ни ловкость, ни древнее боевое мастерство альвов не помогло им тогда. Отряд был почти полностью уничтожен. Выжившие – целых пять тварей, – пусть и раненые, были взяты в плен. Среди пленных была и девчонка. Как и все эти нелюди, ладная, изящная, с тонким личиком, большими лиловато-синими глазами и белоснежными волосами. И таким королевским подарком нельзя было не воспользоваться! Совесть надо иметь – добычей надо делиться! – его светлость может и подождать! Конечно, Алвин не был святым. Когда он воевал за того или иного лорда в усобицах, без зазрений совести брал любую понравившуюся ему девку, несмотря ни на вопли, ни на слёзы. От этой тоже они с ребятами получили все, что им было нужно, прежде, чем приволокли в лагерь. Но никогда он не чувствовал себя так мерзко и паршиво, будто сам наплевал себе в душу. В лагере их остановил десяток рыцарей в белом – Храмовники. Увидев, кого Оборванцы волокли за собой, капитан рыцарей побледнел, его глаза недобро сверкнули. Без лишних разговоров он потребовал передать пленников им. Дело едва не дошло до драки, но Алвин решил лишний раз с Храмовниками не ссориться. Тем более, вмешался сам лорд Элбри, и велел своим наёмникам выполнить просьбу служителей Господа, обещав всё равно заплатить за улов. Но даже деньги не смогли заглушить странного, мерзкого чувства, поселившегося в душе Алвина. Он не понимал. Что с ним, и не знал, что с этим делать. Он старался сохранять бодрый, уверенный и даже слегка нагловатый вид, не желая показывать слабость перед подчинёнными. И, как будто бы, удалось прогнать отвратительный морок. Да куда там! Хуже стало, на следующий день, когда вечером, пленные были жестоко казнены – заживо сожжены на костре безо всякой пощады. Среди них была и та альва. Капитан Чёрных Оборванцев думал, что сердце его давно ожесточилось, а глаза привыкли и не к таким зрелищам – однако смотреть на казнь не смог. Не думал он, что не сможет вдыхать едкий запах горелой плоти. Что вопли горящих заживо пленников будут рвать его сон ещё не одну ночь. И уж точно не думал, что тогда его будет выворачивать как сопляка. Тогда, в первый раз за поход, он мертвецки напился, чтобы хоть как-то заглушить странную, непонятную боль, зубастым чудовищем вцепившуюся ему в душу.

– А ты и вправду собирался с Храмовниками драться, а Ал? – спросил Эльфин.

Голос друга прозвучал откуда-то издалека.

Алвин попытался отогнать от себя мучительные мысли и чувства. И даже попытался натянуть на лицо обычную свою волчью улыбку:

– Вряд ли нам бы это помогло, а ссориться с Церковью как-то неохота.

– Во-во! А знаешь ещё, что я думаю…

Но, что думает Эльфин, Алвин уже не слышал. Его захлестнул водоворот мыслей, образов, воспоминаний, навалившихся на него беснующимся шквалом.

Вспомнил он и совсем недавний случай. Когда Чёрные Оборванцы шли по следу гаэльского ублюдка и чародейской сучки. Поиски привели их в одну из гаэльских деревенек, что ютились у самого леса, густо покрывавшего здешние холмы. Людей в деревне было немного, и то, в основном, бабы и дети. Алвин даже трогать их особо не хотел. Так, припугнуть маленько, чтобы рассказали, куда прошли принц и альва с их недобитками, да и пощипать их немножко, а там – пусть остаются! Но хитрые мрази стали морочить ему голову, считая, что перед ними один из ослов, которого можно обмануть как мальчишку. А Алвин очень не любил, когда его держали за осла. Пришлось людишкам показать, что он, Алвин Хармунд и его Чёрные Оборванцы намного страшнее, чем какие-то там недобитки, или даже альвы. Деревня была сожжена, а её обитатели либо развешены на ветвях росшего на её площади дуба, либо сгорели в собственных домах, куда их загнали Оборванцы. У кого-то перед смертью развязался, наконец, язык – это был какой-то седой мужик, – он попытался купить свою жизнь и жизнь своей светленькой красотки-дочки и рассказал, что на рассвете видел как мимо деревни прошло какое-то войско, больше похожее на стаю призраков. Но было уже поздно. Да и сведения были не особо-то и ценные. Что ж, ему стоило быть порасторопнее, да и не следовало шутить с Чёрными Оборванцами.

Но почему-то именно сейчас, воспоминания эти отзывались в Алвине болью, и ныли, надсадно и мучительно, особенно, когда он оставался один. Сейчас так же хотелось выпить – как утопающему хочется вдохнуть живительного воздуха, и от этого грудь разрывается и лёгкие горят огнём! В шуме ветра слышался шепот неясных голосов, обвиняющих и проклинающих его. А из темноты хищно тянули костлявые руки кровожадные тени…