Елена Версэ - Пыль, пепел, кровь и песок

Женщина с незабываемыми зелеными глазами нервно засмеялась и со всей силы сжала браслет, в слепом бессилии пытаясь сорвать его с себя так, что костяшки на тонких пальцах побелели еще больше.

– Да стоит ему только захотеть, и мои запястья начинает выжигать огнем, а голова готова расколоться от боли! И в этот миг я слышу в ней его… Его голос, который я так ненавижу, отдающий мне приказы… Он говорит мне, что я должна делать, как себя вести, он указывает мне на мое место. Мне! Дочери Сурим из Кавы! – Она почти задыхалась, но говорила, смотря куда-то мимо Тансиара, возможно, понимая, что второго такого шанса – рассказать все – у нее уже не будет. – И что самое страшное – я подчиняюсь… В эти минуты я забываю саму себя, свою суть, то, кем я являюсь на самом деле, а когда все заканчивается… я забываюсь. Но и тогда я не вижу снов, и мне начинает казаться, что я медленно схожу с ума… Железо раздирает руку в кровь, пока я пытаюсь дотянуться до кувшина с водой, потому что цепь слишком коротка, а я хочу пить… Боги, я так сильно хочу пить! И я жду, жду, когда он, наконец, вернется, и все закончится… Быть может, на этот раз – навсегда!

Сердце жены брата билось часто-часто, а пальцы судорожно сжимали край плаща, едва ли это осознавая. Анаис ничего не видела и не слышала возле себя, а вот Тансиар должен был признать, что в широко раскрытых, очерченных черным глазах отражалась правда. Такая, что способна испугать видевших многое. Но если допустить, что она говорила правду, то закономерно было бы задать другой вопрос: а знает ли Чиаро собственного брата? Он подозревал, что Нааяр далеко не подарок, но чтобы насиловать женщину? Жену? Издеваться над ней, обращаться с ней, как с рабой? Это чересчур, даже для такого, как он.

Она подняла голову. Упрямые, гордые глаза, в которых несмотря ни на что читалась несломленная воля, сверкали, но перед ним сидела уже не яростная богиня возмездия, а просто потерянная молодая женщина. Еще минуту назад полыхавший в ней огонь потух, будто сгорел. Пепельная спокойно смотрела воину в лицо.

– Прояви милосердие, освободи меня! Расскажи все родным, пусть они поступят со мной, как сочтут нужным! Расскажи ему … Милости от него мне не надо – я ее видела достаточно… Просить о том, чтобы мне оставили Вечность, я не буду, потому что любая смерть для меня покажется лучше такой жизни. Я уже ничего не боюсь. Научилась… не бояться.

Да, такая, как она, и вправду не будет унижаться, выпрашивая жизнь. В этом они два сапога пара.

– Винить тебя я не стану – я слишком устала. Скажи ему. Или я сама… – Решительность метнулась в изумрудных глазах, и женщина вовремя замолчала, что, однако, не помешало Тансиару услышать ее мысли, как если бы она произнесла их вслух: «Я сейчас пойду к нему! И все скажу… сама. Это будет правильно! Справедливо!»

Тьернийка вскочила и в одном стремительном порыве оказалась возле Чиаро. Она хотела пройти мимо, но римерианин оказался быстрее и сгреб ее в охапку, точно так же, как до этого в спальне брата.

Будь она мужчиной, из нее вышел бы прекрасный воин, но она родилась женщиной. Нааяру бы ее ум и чистоту, какой вышел бы правитель!

– Отпусти меня! Пожалуйста… Ты не понимаешь, я должна во всем признаться! Должна! – Пепельная пойманной птицей билась на его груди, отталкивая Альентэ и пытаясь высвободиться из его сильных рук. И боролась она достаточно долго, чтобы Чиаро отдал должное силе ее воли, но в итоге все-таки сдалась и разрыдалась в его руках. Ну, вот тебе и гордая ашесинка!

– Ты сможешь сделать это… – прошептала она сквозь слезы, пока он прижимал ее к себе. – Если он попросит тебя, соглашайся… Лучше ты… От твоей руки мне не будет больно! Я узнала об этом, когда стояла у алтаря в Святилище, когда ты поднял ту лилию…

«Я приму смерть от тебя. Приму с радостью! Я даже смогу тебе улыбнуться…»

Страх, усталость, боль – все вернулось к ней и словно волной – передалось ему.

Дико и странно было слышать в голосе такой женщины, как она, отчаяние пополам с безысходностью. И еще надломленность. Точеная талия, запуганный, тревожный взгляд, дрожащие руки, мокрые ресницы. И чужое чувство, поднимающееся из глубин сознания. Одна мысль, которой ты обязан ответить «нет». Интересно, что бы на это сказал Сидаль?

– Перестань так откровенно пялиться на нее! Она для твоего брата, надеюсь, ты не забыл?

Свадебный пир удался на славу. Владыка расточал милостивые улыбки направо и налево – он был доволен своим Наследником и сделкой, которую они заключили.

– Он ненавидит ее, Чиаро. Рано или поздно, он убьет ее. Ты бы видел его глаза! Сейчас она красивая игрушка, но что будет через месяц? Через два?

– Это не твоя забота.

– Теперь моя. Если больше никто не возьмется ее защитить…

Ну да, как же… Защитник нашелся!

«Для этих и других целей у нее есть муж», – подумал тогда Тансиар. Он никогда не лез в чужую жизнь и не позволял никому лезть в свою. Тяжело вздохнув, он принялся за изысканный свадебный ужин, но кусок не лез в горло…

Тогда это казалось шуткой. Тогда он смеялся, а сейчас ему хочется скрежетать зубами. А младший братик, стало быть, оказался прав!

– Ты не знаешь, что это такое – испытывать муки каждый день, каждый час, каждую минуту… – взахлеб говорила она, торопясь, будто боялась, что ее остановят и у нее больше не будет этого шанса – говорить. – Когда чужая воля сковывает твои движения, и ты не можешь ни жить, ни думать, ни говорить, только слушаться, хотя и осознаешь, что так быть не должно. Ради Вечности, отпусти меня! Я хочу покончить со всем этим раз и навсегда!

– Тише, тише, – приговаривал Тансиар и машинально гладил невестку по голове.

Чиаро не любил и не умел успокаивать женщин. Обычно в его присутствии благородные приторианки не рыдали, а смеялись и пили вино. А после становилось не до разговоров. Но жена брата была другой… Его тянуло к ней, как затягивает водоворот. И, похоже, что его корабль уже пошел ко дну, а он очутился за бортом.

– Кстати, если тебя это успокоит… – Тансиар засучил рукав и вытянул вперед правую руку, тут же поймав на себе взгляд огромных черно-зеленых озер. Похоже, она не верит собственным глазам.

– Отцу либо подчиняются, либо носят это, – просто пояснил он. Да, на его руке тоже когда-то застегнули сатринитовый браслет. – На меня эту вещицу надели еще в детстве, – хмыкнул и скривился в ухмылке Чиаро. – Наверное, я рос не слишком послушным ребенком.

С ней было все ясно: она была чужой, дикой, непонятной, но заставить таким образом подчиняться родного сына? Плоть от своей плоти, кровь от крови? Заставить так ? При помощи силы? Этому даже нет определения, не говоря об оправдании…